…Можно было возвращаться в город, в свою осиротевшую квартиру, в привычную обстановку людной и шумной улицы. Вот и товарищ прислал мне письмо с вакансией в одной строительной фирме, в которой он работает советником, или юристом, как раньше бы называли. Товарищ обещал сделать протеже – блат, подать руку. «Хорошо, что не в руку», – подумал я и обещал в ответном письме приехать, как только управлюсь по хозяйству. Сообщать, что мы здесь держим кабанчика, и надо с ним что-то делать, было выше моих сил: ложная стыдливость! Чего стесняться в наше время? Гордиться надо, что не оскотинился, что выжил, не поддался унынию неудачника.
Каждый день всё острее и острее подступал вопрос: что делать с животиной по имени Балда, который для нас стал почти членом семьи. Хотя вопрос был чрезвычайно ясен: забивать!
Но как подставить под нож добродушного малого хрюнчика, который, как ребёнок, рад каждому твоему появлению в сарае, особенно если ты пришёл не с пустыми руками. Да ведь ещё у него такое забавное имя! Ну, был бы без имени – кабан и кабан, или просто Борман какой-нибудь, Геббельс, или ещё как! А тут – Балда! Сразу рядом Пушкин становится, сказка его…
Нет, надо что-то делать!
– А что делать? – сказала нараспев Маруся. – Резать.
А как резать!! Что резать?! Кого? Я в жизни курице голову не мог отрубить, а тут – Балда!
– Не психуй ты! Я Жоржика позову. Он на это дело большой специалист. В две минуты управится, – Маруся пообещала на завтра привести бойцовских и других дел мастера Жоржика, того самого.
Обречённо вздохнув, мы с женой дали согласие.
Наутро, лёгкий, как всегда бывает на исходе октября, морозец прошёлся по деревне и серебряным молоточком понабивал столько алмазных крошек, что всё вчерашнее непотребство и бесхозность выглядели теперь совсем по-другому: в сверкающих блёстках и розовом перламутре. Вздохнёшь полной грудью, и неожиданно для самого себя скажешь: «Хорошо-то как!»
– Хорошо-то как! – сказал и я, направляясь в сарай.
В загородке спокойно и блаженно подрёмывал Балда. Приоткрыв один глаз и увидев меня, в предвкушении привычного в это время завтрака, он поднялся и стал по-собачьи тереться щекастой мордой о мою ногу.
– Ну, чего ты так? Чего? – тихо проговорил я, пытаясь почесать его розовое тёплое ухо. Но этот лицемерный приём мало подействовал: животное что-то почувствовало. Балда стал напористо выталкивать меня из загончика. Мол, иди, иди давай, предатель, принеси напоследок чего-нибудь вкусненького: торт кремовый или конфет шоколадных.
Я растерянно оглядывался по сторонам, не зная, что предпринять. Я бы с ним и выпил вместе, если бы он мог стакан держать. Мне было трудно поверить, что через час-два он превратится в тяжёлый мешок сала.
Видя мою растерянность, Балда разъярённо поддел меня своим гуттаперчевым пятачком так, что я от неожиданности опрокинулся на спину в обычную жижу, которая всегда присутствует в свинарнике.
Балда то ли почувствовал свою вину, то ли ещё по какой причине, но отошёл в сторону, обиженно похрюкивая и косясь на меня своим, будто выгоревшим на солнце, белёсым глазом.
Я, вскочив, схватился было за черенок от лопаты, но мне сразу стало не по себе от взгляда обречённого, но ещё не осознавшего это животного.
– Ну, ничего, ничего! – приговаривал я скорее для себя самого, возвращаясь в дом. – Последнее желание – закон!
Правда, ни торта, ни шоколада у нас дома не было, и я отполосовал половину буханки ситного хлеба, накрошил в тазик, залил молоком и снова пошёл в сарай.
Балда стоял всё так же в углу, обидчиво похрюкивал и даже не взглянул в мою сторону. Может, такое угощение для него было непривычно, или почувствовал что, но, сколько я ни звал его, он так и не подошёл ко мне.
Вздохнув, я поставил тазик возле кормушки и вышел на улицу ожидать Жоржика, единственного на деревне мужика, способного на это неотложное дело.
На душе было погано. Я топтался возле сарая, выкуривая одну сигарету за другой, пытаясь трезво оценить действительность: «Ну, чего ты вибрируешь? Чего? Дело-то стоящее. Нужное. Сало засолим. Мясца поедим, котлет разных…»
Жоржик всё не появлялся.
– Ну, как? – вышла из дома жена, с тревогой поглядывая на меня.
Я молча развёл руками. Жена снова ушла в дом. Она наотрез отказалась от любого в этом деле участия, хотя за жадность Балду и недолюбливала. «Вот характер, – говорила она, совсем как у олигарха!».
7
Пришла Маруся. Озаботилась, что Жоржика до сих пор нет:
– Как бы его кто нынче не перехватил! Время-то самое убойное. До Покрова рукой подать. Скотине перестаивать нельзя. Только корм переводить. По первому морозцу в самый раз будет. В городе, говорят, к мясным рядам не подступишься, цена кусачая. Вот все и норовят к базарному дню не прогадать. Жоржик, по нынешнему настоящему времени, самый нужный человек. Киллер! – засмеялась она. А вот и он, на помине лёгкий!