Рябина хмыкнула и насупилась.
-Понимаете, - начал парень, - сокровища, которые получает человек, исполняющий заповеди, не сравнятся ни с какими вот этими... - он неопределенно махнул рукой в сторону поселкового центра, где слышалась ритмичная музыка, а на заборе были наклеены афиши с портретами эстрадных знаменитостей.
Рядом с кооперативным магазином располагалось кафе, в котором продавалось разбодяженное пиво и арахис в стеклянных вазочках. Кафе было дешевым, и, пока не кончились деньги, Муха с Рябиной туда заходили, и официантка приносила им на подносе пиво в пузатых кружках и арахис.
Напротив кафе, на клумбе, окруженной по периметру бетонным кантиком и усыпанной размокшими и утратившими товарный вид окурками, жвачками, пивными пробками - росла старая черешня. Она совсем не походила на свою родную сестру - вишню. Это было высокое, серьезное и мрачное дерево. Корявые ветки черешни были усыпаны неспелыми ягодами, и Рябина мечтала дожить до той поры, когда они наконец нальются цветом и сладостью. Но дни проходили, тошнота по-прежнему мучила ее по утрам, деньги кончались, а мысли Рябины все чаще и настойчивее устремлялись вон из Симеиза. Впереди снова маячила дорога, а черешня так и не созрела. Во всем виноваты холода, с грустью думала Рябина, рассматривая ветки. К июлю ягоды потемнеют и осыплются, так и не созрев. Как некоторые люди, думала Рябина. Да, как некоторые люди.
Ей вдруг захотелось рассказать про все это парню, но она удержала себя: зачем тратить столько слов на постороннего человека?
- Вас как зовут? - внезапно спросил парень.
-Рябина.
-А знаете, вам идет.
-Знаю. А вас?
-Михаил.
-Вам тоже идет. Я уже сейчас пойду, - засобиралась Рябина. - Надо поискать Муху. Так зовут мою подругу. Схожу-ка на почту. Гляну, чего она там копается.
Возле их скамейки по асфальту расхаживали голуби. Рябина присмотрелась: они склевывали остатки рассыпанного арахиса.
-А давайте созвонимся, когда вы вернетесь в Харьков? Я тоже уезжаю завтра утром.
-Давайте, - ответила Рябина без особого воодушевления и присела на скамейку. - Только я тебе, Миша, сразу хочу кое-что сказать. Можно?
-Конечно.
-Я еврейка, да. Как ты выражаешься, галактическая. И бабушка моя, если тебя это волнует, тоже еврейка. Но я, видишь ли, шлимазл. Страдаю дромоманией в тяжелой форме. Беременна неизвестно от кого. И, можно сказать, наркоманка.
Все это она произнесла с затаенным сладострастием. Словно нищий, обнажающий прилюдно свои язвы. Но парень был простоват и не расслышал в ее голосе этих специфических модуляций.
- Так что... - она скроила разочарованную гримаску и щелкнула языком.
- Но это ведь лечится? - опечалился парень.
-Поодиночке - да. А все разом - нет, не лечится. Ладно, Миш, я пошла. А вон и подруга моя идет. Живая и здоровая, ура. А то беременным нельзя волноваться! Всего тебе доброго.
-Погодите, - парень пошарил в карманах ветровки и вытащил ручку и записную книжку. - Дадите мне ваш телефон? Я позвоню.
-Запросто. Пиши, - и она продиктовала цифры.
И он записал их в книжку. А потом они попрощались.
* * *
Воспоминание о забавном парне развеселило Рябину. Даже тошнота отступила. Она окончательно проснулась и была готова к новому дню. Ей надоело валяться на пенке. К тому же в спальнике становилось жарко. Она встала, надела платье, поверх накинула просторный мужской свитер: она спала в этом свитере в холодные ночи и согревалась по утрам, пока воздух еще не стал окончательно теплым, а сырость не высохла.
Зола в кострище давным-давно остыла. Одно бревно так и не успело прогореть - они с Мухой погасили его для безопасности. Они ложились засветло. Было рискованно жечь костер в темноте, когда пламя заметно издалека - с неба, с воды, из леса. Неизвестно, какой человек или зверь может заглянуть на огонек.
Слабый утренний ветер, дувший с моря, прошелся по листьям, пошуршал ими. Взметнул невесомую золу кострища. Баклажка была пуста: они поленились сходить за водой с вечера, но у Рябины оставалось немного в кружке.
Она подняла глаза: прямо перед ней расстилалось море. Увидев его, она моментально забыла и про костер, и про воду, и про опасности, которые подстерегали на каждом шагу - опасности как физические, так и метафизические. Море стояло громадное, отвесное. На горизонте кромка его была размыта, нежно сливаясь с небом: день обещал быть жарким. Море сияло, переливалось, словно кто-то нарочно покачивал его в руках. Оно притягивало. Рябина надела вьетнамки, перекинула через плечо мятое полотенце, не просохшее до конца после вечернего купания, и зашлепала по тропинке.
Море лежало рядом - метрах в ста от стоянки со спящей Мухой.
Это была крошечная бухта среди скал, безлюдная даже в разгар лета.
Рябина разделась догола, сложила вещи, спустилась к воде. Остывшая за ночь вода еще не прогрелась, но холод ее не пугал. Это Муха не любила и боялась моря - редко купалась, далеко не плавала. С отвращением всматривалась в воду, плещущую среди косматых валунов. В ее кипящие, подсвеченные солнцем омуты. А Рябина могла смотреть на воду сколько угодно, как другие смотрят в горящее пламя.