Полина не знала, что Альберт наговорил Сене о ней всякие гадости, в частности, что все эти годы Полина изображала любовь к ним обоим лишь для того, чтобы выбраться из нищеты и откусить кусок побольше от его компании. Он показал Сене чек с астрономической суммой, выписанный на имя Полины Линьковой. Как ни странно, Сеня ему поверил. Полина стала мешать Альберту. Он искал способ избавиться от нее. Альберт сказал, что Полина их обоих бросила. Она неблагодарная тварь. Сеня начисто замкнулся в себе. Его даже выпивка перестала интересовать. Он никогда не был так трезв и ясно не ощущал бесконечную пустоту в сердце. Он разозлился на предательство Лины и сам прогнал ее. Альберт не долго торжествовал победу. Без Полины Сеня впал в затяжную депрессию, от которой не помогали никакие лекарства. При разбитом сердце и в клочья изодранной душе антидепрессанты оказались бессильны.
Бессмысленность… Бессмысленность и тишина, которую уже не могли наполнить никакие звуки извне. Пустота внутри, без нее, ее нежных голубых глаз, звездным камнем освещавших каждый темный закуток его души. Без нее, оказывается, все потеряло смысл. Он не мог больше слышать голос Альберта, выносить его прикосновения даже закрывая глаза, он видел перед собой его прямую, словно вылитую из железа, фигуру и буравящие, колющие глаза. Единственное дорогое для него на всем свете существо навсегда покинуло его, оставив после себя пустоту и тишину.
– Все к черту! – с грустной улыбкой подумал в стельку пьяный Сеня, покачиваясь, стоя на стуле спиной к распахнутому окну. – Ветру пора на волю, вслед за своей душой. Может, еще догоню ее… Еще один несмелый шаг назад и полет в бесконечность…
Именно наполненной звуками жизни больше всего не хватало Сене. Он был еще здесь, в мире людей, а жизнь для него уже погрузилась в вечных сумрак безмолвия. Чтобы окончательно все расставить на свои места, осталось лишь сделать крошечный шаг назад…
– Бог не радовался со мной, когда я был счастлив со своей единственной настоящей возлюбленной, и не сопереживал мне в моих несчастьях. Наверное, считал их одинаковой проверкой на прочность или искуплением ему одному ведомых грехов. Так с какой стати я должен верить в него, если он не слышит и не видит меня? – подумал Сеня, сознательно обрекая себя на проклятие вечностью и безмолвием.
Он снова и снова возвращался мыслями к Полине, тоже бросившей его, как и все остальные, как мама, как папа, как брат.
– Почему все так сложилось? – с грустью подумал Сеня.
Он мрачно прошептал навеянные грустными мыслями строки:
Он перестал себя чувствовать мужчиной, да и человеком уже себя практически не ощущал, став рабом озабоченного психопата. Осталась только рвущаяся на волю плененная душа поэта – душа ветра, пойманного в капкан жизни. Он надеялся, что каждый день положит конец его бесконечным мучениям, но безжалостный Бог не спешил извлечь его из земного ада. Не помогали ни литры крепкого алкоголя, ни наркотики. Так он мог лишь меньше видеть и ощущать своего мучителя, испытывавшего к нему самые нежные чувства, на какие был способен.
Сеня с кривой усмешкой подумал, что ему не для кого даже написать прощальную записку да и нечем. В голову занесло ветреную мысль, обрушившуюся рифмой, а чем записать последний стих в своей жизни? Не кровью же?! Это додумался до него сделать другой поэт, намного более талантливый и еще больше отхлебнувший от жизни. Хоть напоследок нужно сделать что-то оригинально. Сеня слез со стула и обошел квартиру. Он сумел обнаружить маркер в прихожей.
– К счастью, не красный, – подумал Сеня.
Он толстыми печатными буквами написал на оконном стекле строки, долго еще синевшие в потухших от горя глазах Альберта:
Сеня без сожалений выпрыгнул бы из окна тридцатого этажа квартиры Аотберта. Ему было двадцать восемь лет. Еще или уже?! Много это или мало? Сеня в нерешительности смотрел вниз. Он живо представил себе, как летит вниз, как его прекрасное лицо размажется по тротуарной плитке, как он превратится в отвратительный окровавленный кусок мяса. Ему стало так противно, что он отвернулся от окна.
– Почему я, молодой, красивый, талантливый, должен умирать? – спросил он себя.