Жора пристально всматривался в гущу деревьев, и ему казалось, что за каждым стволом кто-то прячется. Легкие облачка, затуманивая на короткое время свет луны, искажали тени, приводили их в движение: секунду назад это был куст, но, присмотревшись, Жора начинал различать у куста голову, руки, ноги и даже, казалось, чувствовал движение куста. Исчезла дымка — и перед Жорой снова был куст.
Увлекшись наблюдениями, Жора прозевал момент, когда прямо под его окном выросли четыре фигуры. Как из-под земли. Все в темном, они четко вырисовывались на сером асфальте.
Легкий свист, и рядом с Жорой на подоконник плюхнулся конец толстой веревки. Жора едва успел его ухватить. Продел под трубу центрального отопления, завязал. Потом быстренько разделся и положил пижаму на кровать. Остался в одних трусах.
Проверив, насколько надежно привязана веревка, Жора залез на подоконник. Прощальным, слегка виноватым взглядом он обвел палату, взялся двумя руками за веревку, и спуск начался.
Если бы крепость нервов Жоры Копытина уступала крепости веревки, по которой спускался, он наверняка грохнулся бы на асфальт — так внезапно ослепил его свет в окне первого этажа.
Жора повис прямо перед освещенным окном. Голова его находилась над белыми занавесочками, и он видел, что это Абрам Семенович появился в ординаторской. Стараясь ничем не привлечь его внимания, Жора замер.
Доктор сел в кресло, выдвинул ящик стола, достал оттуда стопку журналов и газет и, раскрыв «Смену», задумался над кроссвордом. Потом вдруг вскочил, побежал к окну.
Жора решил, что он замечен, в одну секунду оказался на асфальте, больно ударившись пяткой о жестяную пробку от бутылки боржоми. И тут распахнулось окно, и было слышно, как Абрам Семенович, взглянув на небо, глубоко вздохнул. Потом он посмотрел на Жору, прищурился и спросил:
— А канадского хоккеиста короткая фамилия на…
— Халл, — нагло, потерев одной рукой о другую, сказал Жора.
— Спасибо, все сошлось, — бросил доктор и побежал к столу.
Жора вместе с ребятами помчался в спасительную тень леса.
Говорили шепотом.
— Вот ваши туфли, — Ветка протянул физруку его выходные финские штиблеты. — А вот брюки и рубашка.
Через минуту Копытин уже был одет. Правда, в спешке ребята не взяли носки, и пришлось Жоре надевать туфли на босу ногу.
Тут же в лесу были спрятаны велосипеды.
Ребята тяжело дышали от бега и волнения.
— Ну, похитители, — сказал Жора, — спасибо вам за письмо, за цветы, за одежду.
— Да, ладно, Георгий Николаевич, мы же… — начал было Борька Мамалыкин и замолчал, потому что не знал, что сказать.
И все молчали. И Жора молчал, потому что лучше всего было сейчас ничего не говорить. Как все это объяснить?
А каждый из ребят чувствовал себя и героем и нарушителем. Каждый чувствовал, что приблизился к старшему, к учителю, который стал просто другом и соучастником таких волнующих мальчишеских приключений.
Жора мог бы сказать, что он их всех любит. «Я люблю вас, ребята», — так ему хотелось сказать. Но мальчишкам вряд ли бы это понравилось. Они смутились бы… Нет, ничего не надо говорить. Надо действовать.
— По коням, ребята, — сказал Жора. И все облегченно вздохнули, и радость подняла всех и понесла на велосипедах, как на крыльях, по ночному лунному шоссе, в лагерь, в их общий дом.
— Абрам Семеныч, — со слезами в голосе влетела в ординаторскую Шурочка, — Абрам Семеныч…
— Успокойся, милая, что случилось? Я Абрам Семеныч уже очень давно, почти с начала века. И никого это особенно не трогало, а ты так взволновалась.
Шурочка округлившимися глазами посмотрела на доктора:
— Копытин пропал!
— Так, — сказал доктор и постучал карандашом по кроссворду.
— Все вещи остались здесь. Он скрылся в одних трусах. И записку положил на стол: «Спасибо за все. Я поправился и ушел. С уважением.
Абрам Семенович с улыбкой выслушал Шурочку.
— Хоть один юморист оказался среди пациентов.
Шурочка с удивлением взглянула на доктора:
— Вы не сердитесь?
— На кого, Шурочка? Если больной поправился, зачем на него сердиться? Я его сегодня хотел выписать. А он сам себя выписал на полдня раньше, только и всего. У Копытина было легкое шоковое состояние после падения. Оно прошло. Сотрясения у него особого не было. Так что все в норме.
— А вы на меня тоже не сердитесь?
— Вот на тебя я сержусь. Не могла удержать своими чарами. Намекнула бы, что можно на предмет язвы провериться. Еще бы на недельку задержали. Такой пациент! Такой пациент! Он мне помог закончить три кроссворда, которые еще с зимы лежали. Эх, Шурочка, Шурочка. Ну а за вещами вернется, мы ему по первое число всыплем, а?
— Ой и всыплем! — оживилась Шурочка.
Конечно, дома было неплохо. Даже очень неплохо.
Уходя на работу, мама сказала, что он может сходить в кино, и оставила целый рубль. Костя посмотрел еще раз «Пассажира с «Экватора», пустенький детективчик, и в седьмой раз проник на «Бей первым, Фреди!».