Догонялки

— Всё, святое семейство! Погнали! На море, все на море!

Фарид начинает ныть, что не хочет, что надоело и скучно. Но мама обещает, что и там будут догонялки. Фарид хлопает в ладоши и усаживается в своё детское кресло на заднем сиденье. Я пристёгиваю его ремнями и открываю было переднюю дверь слева, но мама говорит:

— Давай, ты сегодня за руль?

— Во дела! — удивляюсь я, — Ты чего это вдруг?

— Да мне что-то не хочется сегодня.

— Я же сто лет за рулём не сидел. Уже, небось, и разучился.

— Ну, значит, самое время научиться опять.

Впихиваюсь за руль, долго регулирую сиденья-зеркала.

— Ну, смертнички, поехали! — вдруг вырвалось.

Тут же осекаюсь, быстро взглядываю на маму. Нет, ничего. Не заметила, или делает вид. Коротко ругаю себя идиотом и включаю передачу.

На пляже сегодня людно: воскресенье. Но не слишком: не сезон. Оставляем машину на полупустой парковке, скидываем все ненужные футболки-тапки. Я в тысячный раз объясняю Фариду, что под ногами у нас — мягкий ковёр из казуариновых листьев.

— Они хоть и похожи на иголки, но очень мягкие. Ходить по ним босиком — одно удовольствие. Другое дело — шишки. Видишь, маленькие такие, коричневые? Твёрдые, как камень, и острые. На них не наступай, больно будет.

Фарид понимающе кивает головой, делает шаг и тут же наступает на шишку. Коротко взвизгивает и лезет ко мне «на ручки». Несу его сотню метров, на песке спускаю с рук.

— Догонялки, догонялки! — тут же начинает вопить Фарид, прыгая вокруг меня, как козлёнок.

— Фарид, папа устал, он же рано проснулся сегодня, работал. Давай мы с тобой опять побегаем. А папа пусть поспит.

Я благодарно киваю маме, они убегают. Когда они вернутся — я не знаю. Если повезёт, то завтра. А может, через месяц. Раскладываю коврик в пяти метрах от воды, ложусь на спину (на живот давно не могу), закрываю глаза, вслушиваюсь в море и начинаю говорить с ним вполголоса.

— Ну что ты, сука непотребная? Б-дь фригидная, немощная. Так и будешь шелестеть? Двенадцать лет шелестишь, как ни в чём не бывало. Чем хочешь прикинуться, паскуда? Кого хочешь обмануть? Меня? Не выйдет. Лучше покажи ещё разок, чего умеешь, тварь!

Я подбираю всё более яркие и злые эпитеты. Но ругань всё равно выходит тусклой. Это потому, что злости не чувствую, конечно. Давно уже не чувствую никакой злости. Не чувствую боли, сытости, голода, жары, холода. Двенадцать лет ничего не чувствую. Только усталость. А море не устаёт притворяться ласковым зверем, мурлычет приторно под боком.

Вспоминаю ошеломлённое лицо сегодняшнего европейца, в ресторане. Жаль, что он никогда Фарида не видел. Он бы понял тогда.

Проваливаясь в сон, слышу голос Фарида:

— Папа, папа, вставай! Смотри: море обиделось и ушло!

— Как же, обиделось оно… Его обидишь… Оно само кого хочешь…

Я знаю, что это неправильно, что нужно встать и что-то делать. Быстро делать, а то будет поздно. Если уже не поздно, конечно. Но сил нет, совсем нет сил. Поздно. Я опять опоздал.

Просыпаюсь я от того, что кто-то дёргает меня за руку, безжалостно рвёт руку из сустава. Вскакиваю, очумело мотая головой. В глазах темно после сна под солнцем. Меня куда-то тащит за руку спасатель, что-то кричит. Кажется, по-английски. Я понимаю только «босс, босс…», упираюсь. Он догадывается, что я — ни бум-бум, вспоминает всё, что знает из русского:

— Босс, давай, давай! Давай, твою мать, босс!

И тут я окончательно просыпаюсь. Резко останавливаюсь, вырываю руку и поворачиваюсь к морю лицом. Море ушло! Обиделось и ушло! Наконец-то. Дождался.

Так вот, как это было. Они-то увидели, а я нет. В тот момент, в 2004-ом, я в ресторане у Бум сидел, вином наливался. Отправил их на море со словами, что, мол, достали меня все эти догонялки, дайте спокойно хоть часок посидеть, отдохнуть от вас. Помню, я долго не мог понять, зачем Бум кричит, глядя в сторону моря.

Чувствую, как спасатель снова пытается схватить меня, чтобы тащить дальше. Я поворачиваюсь к нему и коротко бью левой в челюсть. Он на мгновение опешил, отшатнулся, схватился за лицо, потом рванулся ко мне, но заглянув за мою спину, молча развернулся и побежал прочь.

Я посмотрел по сторонам. Пляж опустел, ни души. Наученные теперь. Это хорошо. Я опять повернулся к морю. Оно возвращалось. В полной тишине оно неслось ко мне, вздыбливаясь над горизонтом всё выше, стараясь серо-зелёной спиной заслонить солнце.

— Ну вот видишь! Давно бы так! Давай, давай, босс! Давай в догонялки, твою мать! Я знал, что ты меня не подведёшь, — орал я ему, подбадривая. Будто боялся, что передумает.

Нет, не передумало. Миллионами тонн наступило на пляж, меня и не заметив. Каменной ладонью приложило, напрочь вышибло дух. Крутанув вокруг всех осей, швырнуло на бетонный парапет, прижало лопатками к краю. И потом поставило точку, ударив в лицо каким-то специально припасённым бревном. Довольный, я кивнул головой. Да не в ту сторону кивнул, против анатомии.

И увидел маму, она подошла откуда-то слева, из пустоты. Взяла меня за руку. Я крепко сжал её ладонь. Внимательно всмотрелся в полузабытое за двенадцать лет любимое лицо, вспоминая.

Мимо пронёсся Фарид, хохоча: