— Лады. Уговорил. Мальчишек не трону. Да и в рябинник они по твоей указке пошли. Так что, с тебя и спрос. Собирайся. Отработаешь за сыновей.
Тут и Хрысь голову ко мне развернул. А мужичок впал в крайнее недоумение:
— Дык… как же… а дровы?… не… куды я? Опять же дочкина свадьба… и с чего? Худа ж никакого не случилось. Ну, слезли с дерева, ну, отошли в сторонку. Дык они ж доброе дело сделали — во, ягода. А за что казнить-то? Беды-то нет.
Глава 175
То, что туземцы не понимают основ караульной службы — понятно. Суть совершённого преступления — у них в голове просто не существует. Я могу тут долго рассказывать о важности, о возможных и необратимых последствиях, о дисциплине… Они со всем согласятся. Они будут кивать, вздыхать и поддакивать. И постараются забыть сразу после моей проповеди. «Не было такого у нас с отцов-прадедов. И нам — ненадь».
Вольные славяне. Не рабы, не слуги, не крепостные — свободные люди. Их даже пороть нельзя. Дёрнул за бороду — вира. Пуганул мечом — вира. Они в своей воле. В рамках которой понятие: «своевольное оставление поста» — вообще отсутствует.
Один из Бонч-Бруевичей встретил Первую Мировую в должности полкового командира. В первые дни войны полк пополняется резервистами и выступает к Западной границе. Все солдаты полны энтузиазма: «за веру, царя и отечество», «защитим сербских братьев», «крест на Святую Софию»… Ещё нет никакой революционной пропаганды, «все — за». Закончив всякие бумажные дела в покинутом расположении части, командир догоняет свой полк и уже в сумерках по дороге, в леске, обнаруживает толпу в несколько сот своих «православных воинов».
— Вы почему не в части?
— Дык… поход же… надоть проститься со своими-то…
— Так вы ж уже прощались! Как вы посмели самовольно покинуть строй?! Это же дезертирство!
— Да ну… вашскоблагородие, худа ж никакого не случилося, мы ж вот — догоняем. Мы ж не по злобе. К утру — вместе со всеми будем. С боевыми товарищами, со всем нашем христолюбивым воинством. Како тако «дезертирство»?
А то, что после такого ночного «догоняния» дневной пеший марш с полной выкладкой в два пуда… Что уже к вечеру «боевым товарищам» придётся на себе тащить и самого «прощевальника», и его снаряжение… Боевые уставы не обсуждаются, а исполняются. Потому что — пишутся кровью. И не только кровью лично того дурака, который в меру своей персональной сообразительности решил: «никакого ж худа не случилось».
Я могу тут долго исходить от злости… разными собственными физиологическими жидкостями. Могу побить этого мужика. Начнётся конфликт, сельчане прибегут защищать своего. А я шашечку не взял. Кольчужку одел, а вот шашечку… Как тебя, Ванюша, жизнь раз за разом носом в… учит. На любую прогулку — только по боевому. Утреннюю мантру надо расширить: «Я — дурак, у меня — мания величия, одеть — кольчужку, нацепить — шашку». Повторять каждое утро. Но это — по утрам, на будущее. А сейчас-то что делать?
Нормальный ГГ в моей ситуации должен полезть в драку и всех супротивников истребить. Но я — не ГГ. Мне просто нельзя истребить всех своих супротивников — не с кем работать будет, не с кем попадизмом заниматься. Я к конфликту не готов. Значит — и нефиг ввязываться.
— Ладно, идите. Учи, дядя, сынов. А послезавтра пускай ко мне в Пердуновку придут.
Я дождался, пока народ с подворья несколько разошёлся и скомандовал хмурому Хрысю:
— Собирайся, сходим к Акиму. Надо менять этот бардак.
— Чего «дак»?
— Того, Хрысь. И бересты свои возьми.
Ещё после боя с пруссами я понял, что для управления селением мне нужна «полная перепись» — люди, скот, ресурсы. Я не ГГ — на взгляд оценить, например, квалификацию ткача, когда он лес валяет — не умею. А знать профессиональные склонности своих людей… одно из множества необходимых знаний. За эти месяцы я несколько раз долбал Хрыся: сделал список? Сделал? Вот кое-какой прототип созрел. Такая… нулевая редакция.
А дальше я честно столкнул лбами военных и гражданских. Хрыся и вызванного в Рябиновку Потаню — с Акимом и Ивашкой. Яков сидел, естественно, молча, «по-лаоконски». Ольбег только глаза туда-сюда гонял — ума-разума набирался. А мы с Николаем разбирались в корявых записях Хрыся.
Как всегда — крику было… Чуть крышу не вынесло. И не надо думать, что русские холопы по команде господина берут под козырёк и бегом бегут исполнять. Пока не уразумеют, не воспримут идею как свою, не начнут её в голове крутить и всякие к ней довески да прибамбасы придумывать — толку не будет.
Конечно, владетель может заорать по-дурному:
— А! Всех порублю!
И все испугаются. Потом отойдут за ворота да и плюнут. Не будут серьёзные мужики за страх работать. И плевать им на все сословные установления и юридические положения. Они с Акимом уважительно говорят не потому, что — «владетель», а потому что — «муж добрый».
Только часа через два позволил себе предложить высочайшему синклиту ну совершенно новую новизну. Прогрессизм высочайшей степени концентрации! Ну просто революционный! Не побоюсь этого слова — эпохальный! Называется: «закрепощение русского крестьянства».