Догнав уже у турникета женщину, Нина грубовато схватила ее за рукав.
– Подождите, пожалуйста, вы меня помните? Простите, я забыла, как вас зовут, мы с Антоном снимали у вас квартиру несколько лет назад, – выдала Нина на одном дыхании.
Женщина растерянно обернулась и удивленно смотрела на Нину.
– Девушка, но я вас не знаю...
– Да, – тихо согласилась Нина. – Я тоже, извините, я обозналась, вы так со спины похожи... Еще раз извините.
– Все в порядке, – улыбнулась женщина. – Бывает. – и, повернувшись к турникету, зашла в метро. А Нина, слегка опешив от себя, потихоньку вышла на улицу и пошла по дороге...
Настойчивый сигнал автомобиля, заставил ее обернуться.
– Девушка, вы так торопились, вы у меня сумку забыли, – улыбался таксист.
– А это вы, – растерянно кивнула она ему головой, – да, точно забыла...
– Ну что, догнали знакомую?
– Нет, я к сожалению, обозналась, – улыбнулась Нина.
– Ну ничего, найдете, значит, – подбодрил ее таксист. – Садитесь давайте, я вас по адресу отвезу, куда заказывали.
– Вы очень добры, – тихо сказала Нина и села в такси.
Москва, XIX век. Хитровка, самый криминальный район в городе.
Пробираясь рано утром по Хитровке к дому своего бывшего злосчастного пристанища, закутавшись в старые вонючие лохмотья, Нина очень нервничала... Неприятный чужой злой голос в голове гнал ее вперед, хотя она очень боялась увидеть ее глаза...
Уже несколько месяцев, как она сбежала из этого ада, и понимала, что шансов выжить у нее немного, оказавшись вновь у своей хозяйки, которая когда-то давно ее приютила...
Вся жизнь мелькала перед глазами, которые не просыхали от слез. Нина утирала их грязным рукавом и медленно шла по вымощенной камнями улице навстречу к страху, против своей воли...
Родилась Нина в деревне. Своих крепостных родителей едва помнила, они умерли от чахотки, и воспитывала ее тетка, которая была к ней добра и кормила досыта. Насмотревшись в городе на Хитровке на местных марух, которые с малолетнего возраста занимались попрошайничеством и проституцией, Нина понимала, что детство ей бог дал просто счастливое...
Деревня была у них дальняя, люди много работали в поле и держали для барина большое стадо коров на мясо и молоко. У всех была своя изба и хлеб с молоком. Детвора всегда помогали старшим, но детство никто у них не отнимал, и она помнила, как они, босоногие, носились и играли в салки, купались в речке, рыбачили, ходили в лес за ягодами и грибами...
Тогда она мечтала, что вот вырастет, выйдет замуж, и муж у нее будет добрый, непьющий и заботливый, будет дарить ей на праздники шелковые разноцветные ленты для ее рыжих волос и бусы...
Она и не заметила, как из конопатой веселой девчонки превратилась в девушку с правильными чертами лица и ладной фигурой, с длинными густыми золотыми волосами... Которые сыграли с ней злую шутку, когда однажды ее увидел приказчик барина.
Он оказался извращенцем, и счастливая юность оборвалась вместе с мечтами за один день...
Тетка, залечивая раны и ожоги на теле племянницы, которая ей была как родная дочь, рассказала ей про беглых, но также и про кару, которая их ждет при поимке...
Нина выздоравливала потихоньку и внимательно слушала... Про город, про каменные дома и возможность найти работу, затерявшись в толпе.
– Стара я уже, да и защитить тебя от этого гада я не смогу, он вернется, беги, дочка, – тихо прошептала ей тетка одним ранним утром, когда Нина уже совсем была здорова.
– Храни тебя господь, моя родная, прости, что не уберегла, – протянула ей большой узел с теплыми вещами и продуктами. – Ночью передвигайся, а как к городу ближе будешь, напросись в телегу к кому-нибудь, чтобы поглубже внутрь попасть, чтобы не нашли... – всплакнула тетка.
Несколько недель Нина шла по обочинам дороги по ночам, добираясь до Москвы, днем искала в лесу ягоды и, если удавалось, ловила силками зайцев, купалась в лесных ручьях... Иногда у нее бродили мысли, а зачем ей город, можно же и в лесу прожить, обустроиться как-то, а там, глядишь, и наладится жизнь, но шла в Москву...
Телегу она действительно откараулила, с добрым с виду, как ей показалось, бородатым мужичком; заплатила ему копейку из заботливо шитого теткой кошелька, на что он согласился на пропуске в город сказать, если спросят, что она его дочь, в помощницах едет с ним на рынок торговать...
Не спросили... День был воскресный, торговый, обозов скопилось много, и городовые еле успевали всех пропускать, записывая что-то в толстую книгу...
Нина сидела бледная, замотанная в большой платок и мотала головой от страха, это была ее первая встреча с полицейскими, на которых она не смела посмотреть и которых боялась пуще смерти, ведь по закону ей, беглой, грозило клеймо и каторга...
Телега уже давно ехала по городу, а Нина еще никак не могла прийти в себя.
– Слезай, беглая, – заговорил вдруг мужик, помогая ей слезть с телеги, – мы давно уж в городе, поди работу хочешь найти, так прачки везде нужны... – очнувшись, услышала она последние его слова.
– Не вляпайся, дура, только никуда... – услышала она напоследок с отъезжающей телеги.