Договор крови

Она вырвалась у него из рук.

— Ты что, думаешь, я об этом забыла? — огрызнулась она. — Но женщина за оконным стеклом не была мертвой!

* * *

— Понимаете, я оставил ее одну всего на несколько минут. — Селуччи слышал, как эти слова раздавались тысячеголосым эхом, повторяя голоса тех, кто возвращался и заставал дома катастрофу, разразившуюся всего за те несколько минут, пока их не было. — Как я мог предположить, что у нее вот-вот произойдет срыв? Такого с ней никогда прежде не случалось. — Он прислонился к стене и закрыл лицо согнутой в локте рукой. После яростного взрыва отчаяния Вики начало трясти, она сидела в кресле-качалке своей матери и не отрываясь смотрела в окно. Годы тренировки, опыта, обретенного за время столкновений с подобными ситуациями, мгновенно оказались совершенно бесполезными. Если бы не появившийся как нельзя вовремя мистер Дельгадо, который уговорил ее принять несколько таблеток снотворного... Его собственные уговоры, что завтра ей будут необходимы все ее силы, ни к чему не привели. Он совершенно не знал, как ему поступить; быть может, встряхнуть ее хорошенько, можно и наорать, конечно, но это вряд ли смогло бы принести какую-либо пользу.

Генри отошел от подоконника, где он стоял, прильнув к стеклу. От его поверхности исходил безошибочно узнанный им запах.

— Она вовсе не повредилась в уме, — спокойно произнес он. — По крайней мере, не в том смысле, как вы себе это представляете.

— О чем вы толкуете? — Майк даже не побеспокоился повернуть к нему голову. — Я же объясняю: у нее появились галлюцинации, понимаете вы это или нет?

— Нет, не хотелось бы вас огорчать, но суть не в этом. И мне кажется, я должен принести вам свои извинения, детектив.

Селуччи фыркнул, но решительность в голосе собеседника заставила его распрямиться.

— Извинения... За что, хотелось бы знать?

— За то, что обвинил вас в том, что вы насмотрелись скверных фильмов.

— Мне на сегодня уже достаточно загадок, Фицрой. Какого черта, о чем речь?

— Я говорю, — Генри отступил от окна; выражение его лица было непроницаемым, — о возвращении доктора Франкенштейна.

— Только не вешайте мне лапшу на уши, Фицрой. Я не в настроении, чтобы... Боже праведный, да вы ведь не шутите?

Генри покачал головой.

— Нет. Не шучу.

Ему невозможно не верить. «Демоны, вервольфы, мумии, вампиры; мне следовало ожидать этого».

— Матерь божья. Что мы скажем Вики?

Карие с ореховым оттенком глаза встретились с более темными по оттенку; между Селуччи и Фицроем в этот момент не осталось более даже намека на противостояние.

— Не имею ни малейшего представления.

Глава 7

— Я думаю, мы должны ей об этом сказать.

Скрестив руки на груди, Генри Фицрой прислонился к стене рядом с окном.

— Сказать, что мы думаем, что кто-то обратил ее мать в подобие чудовища, созданного доктором Франкенштейном?

— Именно так. — Селуччи потер руками виски. Ночь выдалась слишком продолжительной, и он не был в состоянии дождаться утра. — Вы помните тот небольшой инцидент прошлой осенью?

Генри изогнул бровь. У него имелись определенные сомнения, правомерно ли называть уничтожение древнего египетского мага инцидентом.

— Если вы имеете в виду Анвара Тауфика, я его, разумеется, помню.

— А помните, что сказала Вики, когда все закончилось — что мрачное божество, которому поклонялся Тауфик, знает теперь, кто мы такие, и, если мы предадимся безнадежности и отчаянию, оно набросится на нас, как политиканы на бесплатный буфет. — Майк вздохнул, выдохнул в полном изнеможении и почувствовал вдруг себя настолько усталым, что почти не надеялся, что сможет вдохнуть снова. — Если бы тогда она была в таком же состоянии, как сейчас, конец наступил бы незамедлительно. Теперь она на самом краю.

— Вики?

— Уверен, что и вы ее такой не видели.

Вампиру трудно было представить, что Вики вообще может отступить перед каким-либо препятствием по крайней мере, уж никак не из-за безнадежности или отчаяния, но осознавал, что в сложившихся обстоятельствах даже самые сильные характеры могут не устоять.

— И вы думаете, если мы скажем ей то, что подозреваем?..

— Она придет в ярость, а ничто так быстро не справляется с безнадежностью и отчаянием, как праведный гнев.

Фицрой не мог с этим не согласиться. Зловещий бог Тауфика продолжал существовать, потому что эмоции, которыми он кормился, составляли часть человеческой жизни, и они трое, он, Селуччи и Вики, знали его имя. Если этому божеству нужны верные последователи — а какое божество этого не желает? — он должен приблизиться к одному из нас. Если Селуччи был прав в отношении состояния Вики — а Генри вынужден был признать, что многие годы, в течение которых этот смертный знал ее, должны были превратить его в справедливого судью, — если гнев их подруги будет способствовать ее возрождению, ничего лучшего предпринять было бы невозможно. Был еще один фактор, пренебрегать которым также не следовало.

— Она никогда не простит нам, если мы не скажем ей об этом.

Майк кивнул.