Договор на нелюбовь

– Сын, ты же сейчас у штурвала, вот и разберись, – второй голос был старше, и полон хрипа от сдерживаемого смеха и едкого сарказма. – Лучше расскажи, что с Кариной? СМИ со вчерашнего дня трубят о вашем расставании. Ты в своём уме? Ну, хорошо, поругались, я допускаю – дело молодое. Но какого хрена ты ей болтать с журналистами разрешаешь? Это перед голосованием совета директоров? Ты самоубийца? Или настолько уверен в своих силах, что готов потягаться с устаревшими нормами, что ценят семь стариков холдинга? Мог бы попридержать свой приборчик в штанах и потянуть время, не наводя шумихи. Семёнов уже с утра телефон обрывает, чтобы узнать, с кем теперь кувыркается мой ненаглядный сынуля. Нам нужна тишина, а имя холдинга и фамилии акционеров не должны всплывать на жёлтых страницах!

– Отец, а вот это не твоё дело, – голос первого мужчины изменился, и кажется, я догадываюсь, кем этот мужчина был. Стал холодным и натянутым, как струна, готовая лопнуть в любой момент. Говорил, четко проговаривая каждую букву, словно пытался напугать противника.

– Конечно, мое. Документ о передаче пакета акций ещё не подписан, а ты помнишь условие. Да?

– Помню.

– Тогда какого хера? Килин – мой партнёр по теннису, что я ему скажу завтра? Что сын мой младшенький, гордость матушки и радость дедушки, опе*дол?

– Можешь так и сказать, – струна перестала резонировать, и в голосе появилось равнодушие. – Хотя, скорее всего, ты уже так и сказал.

Я аккуратно перевернулась, чтобы рассмотреть отца Блондинчика. Черт, что за семья уродов? Или шантаж входит в их список милых семейных бесед, вместо воскресного лото?

Мужчины стояли слишком близко друг к другу. Отец смотрел на сына, изо всех сил задирая голову, чтобы казаться выше, и был весьма напряжен, а вот сын абсолютно спокойно, даже расхлябанно покачивался, ударяясь о багажник моей любимой машинки. Козел! Пусть свой джип бьет!

– Щенок ты, а не директор! Я же могу затянуть с передачей управления, пока твой дед не помрёт, а там и вовсе останешься не у дел. Борька отлично справится! – затряс в воздухе пальцем его отец.

– Да ты сам щенок, отец, раз тестя боишься до сих пор, – внезапно зашипел Блондинчик, наклонившись к отцу так близко, что, казалось, что их носы соприкасаются. Я по инерции опустилась ниже, пытаясь спрятаться от звенящего в его голосе гнева. – А что, если я ему расскажу, как ты здоровья ему желаешь! И местечко готовишь для Бореньки? Хотя все знают, что если сын твой и долб**б, то речь явно не обо мне, а о первенце твоём. Поэтому нравоучения прибереги для него, а меня оставь в покое. Вернее, сам отправляйся на покой и не смей влезать в мою личную жизнь.

– Гадёныш! – зарычал старик, поджав губы.

– Да, отец, вот такого сына ты вырастил, – внезапно рассмеялся блондин, и неожиданно дернул головой в сторону заднего тонированного стекла, через которое я и наблюдала семейную трагикомедию.

– Это было условием деда, а не моим. Чтобы ты хоть на ком-нибудь женился!

– Зачем? Ты же женился, но правление он тебе так и не доверил.

– Ты бабник и прохвост, – внезапно расхохотался старик. – Ни одной юбки в городе не пропустишь. Тебя же все наши знакомые остерегаются и на ночь дочерям страшные сказки читают, чтобы, не дай Бог, не приблизились к Саше Царёву. Карина, отмороженная на всю голову, ослушалась папеньку, и то не удержал. Блядун ты, Саша!

– Отец, разговор наш бессмысленный. В постель свою я даже матери нос не позволяю совать, не говоря уже о тебе. Поэтому нравоучения свои оставь для старшенького, ещё раз повторяю. Сам разберусь, на ком жениться, с кем спать и с советом директоров я тоже сам разберусь, без твоей помощи. Ясно?

– У тебя была единственная задача – жениться хоть на чёрте лысом, чтобы угодить деду и его соратникам, и то не справился! Какое тебе правление?

– На ком-нибудь, говоришь? – вновь зыркнул он в мою сторону. И тут я решила залечь на сидение, правда, дверь была открыта.

– Да хоть на обезьяне, лично мне все равно! Если тебя сейчас не женить, то уже никогда не получится, – старик развернулся, кивнул охраннику, открывшему заднюю дверь чёрного мерса. – Короче, расстроил ты, Александр, и отца, и дедушку, поэтому …

– А я женюсь, пап…

После этих слов меня кто-то схватил за щиколотку и резко дернул. Как кошку за хвост, честное слово, вытащили из машины, только юбка сарафана вымыла в воздухе. Блондин подхватил меня под животом, ловко перехватился и прижал к себе, сменив горизонтальное положение на вертикальное. Эквилибрист, блин!

– Знакомьтесь… – его почти прозрачные голубые глаза вцепились в меня тисками, а пальцы правой руки сильно ущипнули за попу.

– Кто это? – крякнул его отец и снова вышел из машины, сверля меня недобрым оценивающим взглядом.

– А это невеста моя, пап, – прошептал Блондин, рассматривая меня медленным, чуть прищуренным взглядом.