Договор на одну тайну

— Почему не спросите, кого убили? — Лаврушин сделал добрый глоток воды и остро посмотрел на Эдика.

«Где-то подвох, — понял он. — И все серьезнее, чем кажется…»

— И кого же убили?

— Господина Музеридзе. Малхаза Адоевича. Это имя вам явно о чем-то говорит, не так ли?

В их краях грузин было не так много, как армян или кабардинцев. А уж тем более с такими сложными именами-фамилиями-отчествами. Поэтому Эдик не сомневался, о каком человеке сейчас шла речь. Поэтому кивнул.

— Как вы относились к нему?

— Никак. Даже не вспоминал.

— Ой ли? Из-за Малхаза вы чуть не оказались в тюрьме когда-то.

— Не оказался же.

— Чудом.

— То есть вы считаете торжество справедливости чудом, господин капитан? — вскричала Полина.

— Улики против Малхаза появились в последний момент и из ниоткуда, — парировал Лаврушин. — И это очень попахивает подставой.

— Если и так, то мой Эдик никак не мог подставить Музеридзе. Он на тот момент был всего лишь докером. То есть никем. А Малхаз, или, как его тогда называли, Муза, с ударением на втором слоге, «крышей» мелких контрабандистов. То есть он, — Поля указала на мужа, — был Моськой. А Муза слоном. Я ж не говорю о том, что подбросить улики Эдик никак не мог, поскольку содержался в камере предварительного заключения.

— Спасибо, дорогая, за защиту, — проговорил Эд сурово. — Но тебе лучше оставить мужчин наедине…

— Да почему? — топнула ножкой она. Все еще была на взводе, вот и капризничала. Хотя женщиной Полина была понимающей. И знающей свое место. Нет, ее никто не притеснял, ее уважали и баловали, но не позволяли улаживать вопросы, в которых она не компетентна.

— Я тебя прошу.

Полинка рыкнула, сцепив кулаки, но удалилась. Когда ее и след простыл, Эд снова вернулся к разговору:

— Господин Лаврушин, а как вас по имени-отчеству?

— Олег Евгеньевич.

— Олег Евгеньевич, я так понимаю, вы решили, что коль я владею доком, а на его территории убит тот, из-за кого я когда-то чуть не лишился свободы, то я как-то причастен к преступлению?

— Есть такая мысль.

— Так вот я даже не знал, что Малхаз вышел. Ему дали двадцать лет. Тройное убийство — это не шутки.

— Согласен. Но выпустили Музу досрочно. Сейчас и таким упырям, что сидят за тройничок, нет-нет да и скашивают срок.

— Повторяю, я не был в курсе этого.

— Это всего лишь слова, господин Корнилов. А вот уже факты. — Лаврушин открыл папку, которая была при нем, и выложил на столик лист формата А4, на котором что-то было написано от руки.

— Не помню, где очки, не смогу прочесть. Вы мне словами…

— Это копия одного из нескольких писем, что господин Музеридзе написал вам из тюрьмы за последние два месяца своего заключения.

— Чего-чего?

— А вы пойдите отыщите очки и ознакомьтесь.

— Откуда у вас копия?..

— Это письмо он по какой-то причине не отправил, и его обнаружили в личных вещах покойного.

— Я не получал писем от Музеридзе. А вот откуда у вас и сведения, и эта бумажка с якобы копией? Ведь убитого нашли всего два часа назад? Когда ж вы нарыли все, Олег Евгеньевич?

— Муза «откинулся» месяц назад, и его кто-то сразу взял в оборот. В его адрес стали поступать угрозы, сожгли машину, на которой он ездил. Об этом он сообщил своему куратору. Тот принял меры. Когда я обнаружил труп Музы, сразу обратился к его куратору, а он снабдил меня и сведениями, и кое-какими уликами.

— Позвольте, я ознакомлюсь с письмом?

— Извольте.

Эдик взял распечатки и пробежался по тексту глазами. У него было идеальное зрение, про очки он врал.

— Муза меня в этом письме грязью поливает, — воскликнул он. — Негодует, что я никак не реагирую на его послания, будто бы он и вправду отправлял не одно, а несколько, и грозится вывести на чистую воду, как только выйдет на свободу.

— Поэтому автоматически вы становитесь подозреваемым.

— Товарищ капитан, да неужели, если б мне грозила опасность со стороны Музы, я стал бы машину его жечь?

— А что, сразу бы убрали? — криво усмехнулся полицейский.

— Даже если так… Вы же неглупый человек. Ну разве я бросил бы труп в своем же доке, если бы это сделал?

— Исполнители бывают не такими умными, как заказчики. — Капитан поднялся на ноги, вслед за ним вскочил «форменный».

— Я не имею к убийству Музы никакого отношения. И писем я не получал от него. А в следующий раз, если вы заявитесь ко мне вот так, я не буду с вами разговаривать без адвоката.

— Это ваше право. До свидания.

— Прощайте!

Эдик не пошел провожать полицейских до выхода. Но проследил, покинули ли они его дом. Как только дверь захлопнулась, он сердито крикнул:

— Полина, немедленно сюда!

* * *

Она плакала, утирая свою исколотую ботексом мордашку какими-то розовыми перьями. Пожалуй, это был веер. Или какой-то диковинный головной убор. А возможно, и экзотический лифчик. В общем, фигня из перьев, как идентифицировал ее Эдик. Поля держала ее в руках, когда прибежала на зов.

Выложив перед женой копию письма покойного Малхаза, он потребовал ответа.

— Да, я находила эти письма, читала, рвала и выкидывала! — выдохнула Поля. Тогда она еще держала себя в руках.

— Зачем? — прорычал Эд.

— Чтоб уберечь тебя.