– А-а, – Робин, разумеется, его не понял. Быть объектом охоты, видимо, казалось ему веселым приключением, а не безрадостной жизнью, полной лишений и постоянного страха. Кейну вспомнились два года, которые он провел как беглец – вечно на ходу, питаясь как попало, без крыши над головой. Он вспомнил, какая безнадежность нахлынула на него, когда его лошадь уже просто не могла скакать дальше и его, беспомощного, окружил отряд полицейских.
Ничего замечательного не было ни в наручниках, которые до крови стерли ему кожу, ни в кандалах, которые надевали на него, когда вели в зал суда и обратно. И пребывание в камере вряд ли можно было назвать веселым, а смерть на виселице – приключением.
Если бы можно было объяснить это Робину. Мальчик, не разобравшись, шел прямиком по той же дорожке, что и он.
Ему хотелось вправить мальчишке мозги, объяснить все как есть. Но это невозможно. Он должен вбить это ему в голову постепенно, все время пытаясь вытянуть из него информацию.
– В котором часу ужин? – спросил он.
Робин несмело улыбнулся. Его восторг, видимо, утих, наткнувшись на резкий ответ Кейна.
– В шесть, – сказал мальчик, продолжая стоять в нерешительности и явно не желая уходить.
Кейн мысленно сосчитал дни, оставшиеся у него до смерти Дэйви, еще раз выругал Мастерса и остановил мальчика, собравшегося было уйти.
– Может, вместо охоты, – сказал он, – нам пойти на рыбалку? Я – неплохой рыболов.
Робин с готовностью кивнул:
– Завтра?
Чувствуя себя презренным лжецом и злодеем, Кейн выдавил из себя улыбку:
– Пойдет.
– Увидимся вечером. Посмотрите на Дьявола, – с надеждой предложил Робин.
При этом имени Кейн вздрогнул.
– Как у него дела?
– Сидит на насесте, который вы принесли, – с готовностью ответил Робин.
– Ты раздобыл перчатку, как я тебе сказал?
– Ага, – радостно кивнул Робин. – В магазине нашлась перчатка для езды верхом – толстая такая.
– Да, она должна подойти, – сказал Кейн.
– А когда можно начать учить его охотиться?
– Может, уже пора, – ответил Кейн. – Тебе надо будет посадить его на привязь.
– Вы мне покажете, как это сделать?
– Я скоро отсюда уеду.
– Дядя Нат сказал, что вы, может быть, останетесь. Я слышал, как он говорил с Митчем.
– Он сказал «может быть», Робин. У меня есть… другие дела.
– Вы останетесь. Знаю, что останетесь, – сказал Робин и, не успел Кейн и рта раскрыть, повернулся и убежал…
* * *
…Ники посмотрела на себя в зеркало и не сразу поверила, что это ее отражение. Она и в самом деле хорошенькая.
Хуанита нашла для нее платье и помогла подогнать по фигуре. Бедра и грудь у Хуаниты были шире, чем у нее, но талия такая же тонкая. Ники очень понравился густой синий цвет, а перешитое платье подчеркивало ее стройную фигуру.
Хуанита уложила волосы Ники, в которых появился золотой блеск, и приколола ей за ухо синий цветок. С помощью косметики она немного оттенила девушке веки и нанесла на ее смуглые от загара щеки легкий румянец. Ники, никогда раньше не обращавшая особого внимания на свою внешность и, как правило, привыкшая расчесывать волосы пятерней, была приятно удивлена и совершенно растеряна. Она думает, что выглядит неплохо, но что подумает Кейн? Он, наверное, привык общаться с более… опытными женщинами. Более привлекательными женщинами.
Но, когда она вышла из спальни в гостиную, дядя широко раскрыл глаза от удивления и поднялся ей навстречу. Раньше он этого никогда не делал.
– Ты замечательно выглядишь, Ники, – сказал он.
Ее окутало теплое чувство.
– Спасибо, – робко поблагодарила она.
– Это ты? – воскликнул Робин, шаловливо прищурившись. – Это правда ты, сестренка?
– Нет, – ответила она, – это твоя злая мачеха, которая заставит тебя разбирать золу, если ты будешь себя плохо вести.
Он расплылся в довольной улыбке.
– Держу пари, Дьявол тоже решит, что ты хорошенькая.
– Мужчина или ястреб? – добродушно поддразнил дядя. Он редко бывал в таком хорошем расположении духа. Ники знала, что он обрадовался ее предложению.
– Оба, – сказал Робин, внезапно вспыхнув. Он не привык делать комплименты – не больше, чем Ники привыкла их слушать.
Ники, покусывая губы, надеялась, что он окажется прав. Она пошла на кухню посмотреть, как готовится цыпленок в собственном соку. Она уже успела поджарить картошку и испечь печенье и яблочный пирог.
Она опустила глаза на платье. Брюки, конечно, гораздо удобнее. И потом, она чувствовала себя не так, как раньше, – ей было немного не по себе. Она боялась. Попросту боялась. Боялась, что он… позабавится, увидев ее новый наряд, или она наступит себе на подол и запутается в юбках. Она боялась увидеть его – и не увидеть тоже боялась.
Но она с нетерпением ждала предстоящей встречи. Другая часть ее существа помимо ее воли надеялась, мечтала, жаждала любви, поцелуев, страсти.
Ей хотелось быть желанной – пускай даже для бандита. Она впервые поняла свою мать, поняла, почему та готова была последовать за мужем на край света, ведя одного ребенка за руку, а другого нося под сердцем.