Договорились

Выходя из салона, Карина увидела, что на кухне горит свет, значит кто-то не спал, скорее оба. Перед тем, как явиться с провинностью, она решила смягчить жесткую встречу чем-нибудь сладким и забежала в пекарню, которая находилась в их доме. Из-за этой пекарни матери часто приходилось травить тараканов. Изобилие насекомых в семье никого уже не смущало. Карина привыкла к ним с детства и не испытывала отвращения. Они казались ей естественным дополнением кухни, как микробы на коже, от которых некуда деваться, даже если они могут быть вредными. Оставив Полину ждать на улице с пакетами, она быстро сбегала и купила французское печенье, которым когда-то уже угощала мать. Той понравилось.

Войдя в квартиру, Карина почувствовала, как все напряженно замерло. И советский шифоньер, который частенько поскрипывал, непривычно затих, и холодильник, всегда ворчливый, перестал жужжать, и половицы, которые работали раньше как клавиши старого органа, теперь обеззвучились.

Мать сидела за маленьким квадратным столом на шатающейся табуретке и выглянула в проем двери кухни.

– Вы что так поздно? – почти шепотом спросила она, хмуря брови на Полину.

Карина глянула на часы в телефоне – с одиннадцати прошло тринадцать минут. Еще даже новый день не наступил, а мать уже переживала.

– Карин день рождения отмечали, – хихикнула Полина.

Они прошли на кухню, где даже двое теснились. Вчетвером, казалось, они здесь никогда не помещались. Советский пожелтевший за годы холодильник снова зажжужал. Лампа накаливания, не обрамленная люстрой, спускала на комнату тусклый желтый свет. В таком цвете все казалось еще более унылым, чем было на самом деле.

– Че не спишь? – без претензии спросила Карина, подходя к пластиковому кувшину с холодным кипятком.

– Вас жду. Подарок тебе подарить хотела, – слабо улыбнулась женщина, кивая на маленькую, меньше стандартной фоторамки, икону с изображением седого мужчины в митре с красивыми чертами, но сухим лицом, на столе.

Церковные одеяния пестрели роскошью. Сочетание красного с белым придавало всей картине сверхважности и царственности. Церковнославянским шрифтом было написано: «Николай Чудотворец». Карина не сумела сдержать уставшее раздражение и выдохнула его медленно. Мать сотню раз рассказывала им эту легенду о бескорыстной доброте святого, который подбрасывал разорившемуся купцу мешочки с золотом, чтобы тот мог вывести дочерей под венец, а не на панель.

– Возьми с собой на новое место, – с трепетом мать протянула ей иконку в вычурной раме под серебро. – Мне так спокойнее, если ты будешь под его присмотром.

Дочь неохотно переняла, разглядывая впавшие глаза, острый и неестественно прямой нос и жирные морщины на высоком лбу. Художник явно рисовал небрежно, местами перебирал, а где-то недобирал. Или просто кто-то неудачно скопировал изображение, изменил формат и чуть исказил пропорции, заретушировал неровности пятнами и добавил ненатуральной контрастности для привлечения внимания. Но рамка блестела красиво, хоть и не походила на серебро, а скорее на алюминиевую фольгу с изящными выпуклостями.

– Спасибо, – в голосе Карины не ощущалась благодарность, но она постаралась улыбнуться.

Холодная вода утопила ком боли на дне желудка. Временно полегчало. Мать долго смотрела на нее с глубокой грустью, будто провожала на тот свет, а потом спросила:

– Ты там одна будешь жить? Не вместе?

– Одна.

Девушка взяла наполовину полный стакан и села напротив, положив локти на стол. Женщина закивала.

– Жениться, видимо, не собирается. Даже знакомиться с нами не торопится. Хотя вы уже сколько…

– Мам.

Карина хотела сразу пресечь упреки. Та взяла ее за руку.

– Карочка, ты так изменилась из-за него. Все эти шпильки, макияж, мини, в которых и смысла нет, хоть без юбки ходи. Ты ведь не такой была.

Светло-карие глаза к чему-то взывали. Она не могла понять, к чему именно. В ней этого как будто не было или давно потерялось.

– Он на тебя плохо влияет. Нельзя же все его прихоти исполнять, даже если он платит за твою учебу.

Карина убрала руку и выдохнула.

– Карочка, это ведь неправильно, если так. Как тебе перед богом не стыдно-то? Он купил, попользовался и выкинул. Пошел покупать новое. И ты останешься ни с чем.

– Мам, я и до была ни с чем, так что ничего не потеряю.

Она залпом выдула остатки воды и с грохотом поставила стакан на стол. Полина метала обеспокоенный взгляд от одной к другой, но после громкого звука словно очнулась и воскликнула:

– Мам, смотри, что мы с Карой купили!

Она побежала в прихожую и зашелестела бумажными пакетами. Мать смотрела на нее с сожалением или разочарованием, опять сложив руки треугольником на груди – ее любимый жест смирения и терпения.

– Куртка, смотри, какая! – девчонка приложила косуху к плечам и повертелась с небольшой амплитудой.

– О, явились ночные бабочки, – проворчал отец, остановившись в проеме двери большой комнаты. – А это че такое?

Он кивнул на пакеты и перевел пока еще недоуменный, но уже злой взгляд на старшую дочь. Карина съежилась.

– Очередные сто тысяч? – продолжал отец с издевкой. – Сама продалась и сестру за собой тащишь!