«Я хочу быть специалистом по ведению переговоров об освобождении заложников», – сказал я.
«Все хотят. Вы где-нибудь учились?» – спросила она.
«Нет», – сказал я.
«Есть дипломы или рекомендации?»
«Не-а», – ответил я.
«Есть опыт?» – спросила она.
«Нет», – ответил я.
«У вас есть степень по психологии, социологии, по
«Нет».
«Похоже, вы ответили на свой вопрос, – сказала она. – Нет. Теперь уходите».
«Как уходите? – запротестовал я. – В самом деле?»
«Да. Так же, как вошли. Оставьте меня в покое. Каждый хочет быть специалистом по ведению переговоров об освобождении заложников, но у вас нет ни резюме, ни опыта, ни навыков. Так что бы вы ответили в таком случае на моем месте? Вы сами ответили: «Нет».
Я сделал паузу и подумал: «Вот и закончилась моя карьера переговорщика». Я мог смутить террориста своим взглядом – именно поэтому я не собирался просто взять и уйти.
«Послушайте, – сказал я, – должно же быть хоть
Эми покачала головой и иронически усмехнулась. Ее смешок означал, что шансов у меня было не больше, чем у снежка в преисподней.
«Я скажу вам, что. Да, есть кое-что, чем вы сможете заняться: пойдите волонтером на горячую линию самоубийств. Поработаете, потом приходите, поговорим. Никаких гарантий, понятно? – сказала она. – Теперь, серьезно,
Мой разговор с Эми стал первым шагом к освоению сложных и скрытых тонкостей разговора, силы определенных слов, на первый взгляд невразумительных эмоциональных истин, которые так часто лежат в основе доступного для понимания обмена.
Капкан, в который попадают очень многие, – это восприятие слов, сказанных другим человеком, в буквальном смысле. Я начал понимать, что когда люди ведут словесную игру, в ней есть еще одна, скрытая игра, в которую умеют играть очень немногие, искусно нажимая на нужные рычаги.
Я видел, что слово «нет» – такое на первый взгляд простое и прямое – в действительности было совсем непростым. С годами я все чаще возвращаюсь к нашему с Эми разговору, снова и снова прокручиваю его и удивляюсь тому, как Эми так быстро сумела выставить меня. Но ее «нет» было дорогой к «да». Он дал ей и мне время осмотреться, приспособиться, еще раз проверить свои силы и фактически создали нужную среду для того единственного «да», которое имело значение.
После моего зачисления в Объединенную антитеррористическую группу мне довелось поработать с лейтенантом полицейского управления Нью-Йорка по имени Мартин. Он был непробиваемый, и о чем бы его ни спрашивали, его неизменной реакцией было резкое «нет». Когда я узнал его немного лучше, то спросил его, почему он всегда отвечает именно так. «Крис, – гордо сказал он, – работа лейтенанта заключается в том, чтобы говорить «нет».
Сначала я думал, что такая автоматическая реакция – это сигнал об отсутствии воображения. Но потом я осознал, что делаю то же самое в общении со своим сыном-подростком. Что только ответив ему «нет», я становлюсь готов услышать то, что он должен был сказать.
Дело в том, что, только защитив себя, я мог расслабиться и проще посмотреть на все имеющиеся возможности.
«Нет» – это
В отличной книге Джима Кэмпа «