Догра Магра

«Нерадостные это вести! Муж мой служит в поместье Кумои, поведал он мне, что Кидзабуро родился от наложницы Кумои. В княжестве он самый искусный мечник, но с младых лет крайне буен, оттого и отправлен был на службу в порт Нагасаки. Там проводил время он с девицами из веселого квартала Маруямы и собрал подле себя шайку таких же головорезов. То тут, то сям врывались они в додзё[97] и грабили чайные домики, где женщины для удовольствий обитали. Но настал день, и дурная слава его достигла предела, тогда вернулся тайком он на родину.

Не сыскалось, однако ж, семьи такой, что хотела бы выдать за него свою дочь. Все страшились его, будто змеи или гусеницы. Вот поэтому, прознав о беде нашей, вздумали родственники женить его на тебе. Но и это не все! Кидзабуро умысел тайный имеет! Не о тебе он мечтает, а о богатствах, домах и амбарах, нажитых родом Курэ. Вот что муж мне поведал! И когда я о том вспоминаю, то темнеет в глазах моих, на душе мрачно делается, а по щекам бегут слезы».

Но что же мне делать? Ведь всего лишь я слабая женщина. Так горевала я и печалилась, но вот кончили мы собирать урожай осенний, и чуть успокоилась я: этот Кидзабуро неожиданно пожаловал к нам совершенно один, без прислужников и даже не надев парадные хаори и хакама.

Тут засуетились в недоумении все, однако же предложили ему еду и питье и препроводили в покои дальние. Я же привела в порядок себя и явилась представиться. И тут я увидела, что пол-лица у него изуродовано рытвинами и обожжено, брови разодраны, бельмо на глазу, а губы неодинаковы. Показался он мне жутким демоном! Да вдобавок он пьян был — по комнате всей от него разносилась саке вонь. Тут мне сделалось страшно так, что я затрепетала. Но скрыла я чувства свои и с душой, полной страха, подливала саке ему в чарку. Вдруг он схватил меня за руку. Я же невольно отдернулась, и саке пролилось на колени ему. Пришел он тогда в буйство хмельное, и когда кормилица моя попыталась его утихомирить, зарубил несчастную на месте! Завидя это, я тут же пустилась в бегство, и вот я здесь. Не в силах от мыслей избавиться мрачных о бесконечных несчастьях и бедах моих, решила покончить уж разом, но вы меня удержали. Неужто мне лучше монахиней сделаться или в паломничество пуститься? И хотя вижу вас я впервые, но молю, проявите милость и поведайте, что же мне делать.

И девушка распростерлась перед ним на песке.

Выслушав ее и некоторое время поразмыслив, Котэй взял девушку за руку и сказал ей: «Не плачь и не печалься, знаю я, как поступить нужно. Но для начала покажи-ка мне свиток, чтобы мог я осмыслить причины и следствия».

Но не успел Котэй взять Муцуми-дзё за руку, как из тени сосен явился жуткий воин! Половина лица его была страшной, словно у демона. Не проронив ни слова, ударил он Котэя мечом. Котэй же, благодаря искусству, обретенному в монастыре, сумел ловко увернуться, и удар пришелся по воздуху. Внезапно Котэй издал такой крик, что воин с обнаженным клинком зашатался, сделал несколько нетвердых шагов и рухнул под светом луны с края обрыва в безбрежное море да так и канул в брызгах пены.

В сопровождении Муцуми-дзё пришел Котэй к дому Курэ. Вместе со слугами положил он во гроб тело кормилицы, прочитал над ней поминальные сутры и строго запретил рассказывать кому-нибудь о случившемся. Затем направился он в домашнюю молельню и, отослав других людей, снял статую бодхисаттвы Мироку. Почтительно достал Котэй хранившийся в ней свиток и принялся рассматривать рисунок, что любого поверг бы в ужас. Изображалось там тело умершей красавицы, сплошь покрытое гноем. И чтобы умилостивить злого духа, уселся Котэй перед статуей Будды и медитировал больше десяти дней. А в последний день одиннадцатой луны второго года Эмпо вдруг открыл глаза он и произнес следующее: «Лишь повторение священного имени Будды развеет заблуждение непросвещенного… Наму Амида буцу. Наму Амида буцу. Наму Амида буцу. Наму Амида буцу». Громко повторив это троекратно, бросил он свиток в горевший рядом огонь, и тот развеялся дымом.

Поднялся Котэй безмятежно, созвал всех слуг и объявил: «Силой вероучения Будды избавил я род Курэ от злосчастной судьбы. Поместив этот пепел в статую Будды и отслужив службу по десяти тысячам духов в трех мирах, делаюсь я отныне мирянином и вхожу в эту семью, ибо желаю избавить вас навеки от проклятия. Пусть тот, кто хочет что-то сказать, теперь говорит!»

Но молчали все, опасаясь мести старших дома Кумои. Котэй понял это, щедро наградил всех слуг и отпустил их на волю. Затем запечатал он дом, амбары и житницы и написал на дверях большими буквами: «Отдать властям. Цуботаро Курэ». Нагрузил Котэй четыре вьюка с золотом, серебром, каллиграфией и картинами на четырех лошадей, управление которыми поручил четырем крепким и храбрым слугам. Сам же взвалил на спину статую Мироку и, положив описание рода Курэ за пазуху, взял Муцуми-дзё за руку. Не успело солнце взойти, как покинули Хамадзаки они и направились на восток.