Дойдем до неба

– Ага, я такой, – Андрей улыбнулся и, осторожно полуобняв Олеську за плечо, вдохнул запах пропыленных рыжих волос. – Женщина должна слушаться мужчину. Я так семью понимаю.

Вышедший на середину зала командир диверсионной группы трижды хлопнул в ладоши, привлекая к себе всеобщее внимание.

– Всем незанятым в разминировании и дежурном охранении – спать! – Дед взглянул на часы. – Побудка через сто пятнадцать минут.

Уставшие партизаны, в большинстве своем, тут же попадали на ближайшие хоть чуточку подходящие для отдыха поверхности, не заботясь особо обустройством импровизированных постелей. Единственными, кто не среагировал на самую приятную в данный момент и в данном месте команду, оказались Андрей и Олеся. Они смотрели в глаза друг другу, а вокруг уже не было ничего…

Как это частенько случалось в последнее время с оберштурмбанфюрером СС Дартцем, период сильного раздражения, залитый пятью-шестью рюмочками хорошего коньяка, плавно переходил в период сонного оцепенения, сопровождаемого тяжелыми видениями рассерженной фрау Дартц с неизменными белыми бигуди в волосах и противного розового язычка ненавистного пуделя Фрица, любимца все той же упомянутой ранее фрау. Для внешнего наблюдателя означенный период характеризовался негромким, но противно скрипучим храпом. Правда, наблюдателей в кабинете коменданта не наблюдалось. На базе установилось относительное непонятное затишье, партизаны спрятались под землей, поднятый по тревоге гарнизон тихо сидел на занятых позициях, стараясь не попадаться на глаза гестаповцам и спецназу, а сам спецназ мотался неизвестно где. Или просто хорошо прятался от некомпетентного взгляда.

А потому проснулся оберштурмбаннфюрер не от хлопка двери, распахнутой ворвавшимся с докладом адъютантом, а от… Наверно, от собственного храпа. Несколько мгновений герр Дартц пялился воспаленными глазами на закрытую дверь и слушал храп. Храп был каким-то слишком назойливым и слишком ритмичным.

И почему он, собственно, не прекращается, если кроме хозяина кабинета издавать его больше некому, а хозяин, вроде бы, уже и не спит?

– Да! – окончательно проснувшись, комендант схватил телефонную трубку.

– Господин комендант? – в голосе звонившего сквозило некоторое сомнение.

– Кто это? Какого черта?!! – герр Дартц поискал глазами бутылку.

Бутылка стояла по стойке "смирно" на краю стола и демонстрировала абсолютную пустоту содержимого. Голос на том конце телефонного провода тоже принял состояние "смирно".

– Командир группы обслуживания насосной станции обер-лёйтнант… – фамилию герр Дартц не разобрал, что-то румынское. – Господин комендант, я должен доложить руководителю полетов и председателю комиссии по запуску об окончании заправки изделия компонентами топлива. Но у меня почему-то нет связи, господин комендант. Ни с центром управления, ни со штабом…

Комендант базы шлепнул себя ладонью по лбу. Насосную станцию для заправки изделия пристроили к уже имевшейся на аэродроме станции кислородной, которая по соображениям безопасности изначально располагалась на максимальном удалении от всех остальных служб базы, в противоположном конце взлетки. Там же пристроили и склад огромных цистерн с кислородом и прочим, относящимся к космическому челноку. Персонал и охрана станции вполне могли не среагировать на тревогу и прочие события, происходившие в этой части базы. Да и не должны были, у них своя служба.

Оберштурмбанфюрер СС Дартц потер глаза, собрался и прогнал остатки сна.

– Слушайте меня внимательно, обер-лёйтнант. На базе чрезвычайная ситуация. С этого момента подчиняетесь непосредственно мне напрямую. Немедленно…

– При всем уважении, господин оберштурмбанфюрер…

– Молчать! Вы что, не понимаете? Ваш центр управления захвачен партизанами. Ваша комиссия погребена под развалинами штаба! У тебя больше нет другого командования, кроме меня, мальчишка!

Трубка отозвалась молчанием, но связь не прервалась. Дартц вытер испарину и заставил себя успокоиться.

– Ты слушаешь меня, сынок?

– Так точно, господин оберштурмбанфюрер, – глухо отозвался голос.

– Что будет, если эта ваша… Как ее?…

– Изделие, господин комендант.

– Да… Если изделие сейчас взорвется?

– Ничего… – голос стал еще глуше и совсем тихим.

– То есть как?

– В радиусе нескольких километров не будет вообще ничего, господин комендант.

Испарина выкатилась еще в большем объеме, и коменданту показалось, что она тут же превратилась в лед.

– Сынок, откачай все обратно. Немедленно. Пока мы дышим…

– Это невозможно, господин комендант. То есть, я могу приказать запустить насосы на обратную перекачку. Но управление арматурой изделия мне недоступно. Чтобы заполненные баки начали отдавать топливо, необходима программная команда, а дать ее может только программный комплекс самого изделия, либо кто-то из центра управления…

Оберштурмбанфюрер ощутил непривычную слабость и необоримое желание уложить голову на подушку. Кто я? Где я? Зачем я? Он с тоской посмотрел на пустую бутылку… Да пропади оно все пропадом!