Дойти и рассказать

Грузин, кивнув, облизал пересохшие губы языком, и Николай почти зеркально повторил это движение, замирая сердцем. О том, какое может быть прикрытие из больного и почти ничего не соображающего студента-младшекурсника с пистолетом, он старался не думать. Как и о том, как выглядит затаившаяся под сантиметровым слоем песка мина.

– Вперёд.

Скомандовав это самому себе, Николай выскочил на дорогу и коротким броском пересёк пространство до того места, куда они упали в первую секунду после срабатывания сигналки. Слева теперь лишь тихо шипело, а впереди было совсем темно, хотя и глаза и уши понемногу привыкали к окружающему ночному безмолвию. Снова приподнявшись, он сделал ещё один бросок, – и снова залёг, на этот раз двумя змееобразными движениями сдвинувшись на полметра влево от тропы. Через пару минут ожидания Николай увидел, как впереди мелькнули две тени, почти сразу пропавшие. Не будь он настолько напряжён и охвачен страхом, то решил бы, что это ему показалось, и жить стало бы гораздо легче. Но только не сейчас.

Снова. Два пятна, лишь чуть-чуть более светлые, чем полоса дороги, мелькнули и пропали по очереди – сначала одно, потом другое. Метров пятнадцать.

– Halt! Stop right there! Identify yourself!!! Николай зажмурился в ожидании очереди в лицо, но её не последовало, и он осторожно приоткрыл глаза. Слова, которые он выкрикнул, были идиотскими, но подходящими, что такое «хальт», большинство русских знало прекрасно.

– Я тебе дам «хальт», сука рваная! Встать! Руки на голову! Крик пришёл как раз тогда, когда он нащупал наконец

спусковой крючок и снова начал дышать. Голос был молодой и злой, и отвечать надо было сразу, иначе поступить Николаю и в голову не пришло, – но вставать он пока не собирался.

– Хрена тебе я встану! Ты русский? Откуда ты здесь?

Ждать ответа пришлось несколько секунд, за время которых сердце выдало больше экстрасистол, чем нормальных ударов.

– Что, плохо понял, урод?! Руки на голову! Встал и вышел на дорогу, быстро! Я не шучу, считаю до трёх и стреляю, раз!…

Второй голос так и не прозвучал. Не зная, что делать, не представляя, что говорить дальше, Николай поднялся на одеревеневшие ноги и сделал несколько шагов вперед, держа автомат за раскачивающийся ремень на вытянутой в сторону левой руке и не видя пред собой почти ничего. Сердце "Стой! Стой на месте! Назови себя! остановилось, потом пошло, потом остановилось снова. К нему подбежали, выдернули оружие из руки, ударом под ноги опрокинули на колени, уставив ствол в лицо, а он только повторял: «Мы дошли. Ребята, мы дошли».

Девять

Ключ в замке провернулся и задёргался, и от этого звука Николай проснулся. Чертыхаясь, кто-то с той стороны двери несколько раз сильно дёрнул её за ручку, и это помогло – через секунду она открылась с пронзительным скрипом.

– Ляхин, на выход!

Николай, одной рукой прикрывая глаза от бьющего из коридора электрического света, а другой разминая затёкшее щетинистое лицо, вышел в коридор и остановился у стены, пока сержант-конвоир запирал дверь в бокс.

– Времени сколько сейчас?

– Пошёл.

Ну, пошёл и пошёл, конечно. Спасибо и на этом. Окно находилось в самом конце коридора, и до него было слишком далеко, чтобы разглядеть что-либо конкретное – но, во всяком случае, было ещё светло. И это был второй день «у своих» – или, по крайней мере, на своей территории.

– Сюда.

Сержант постучал в окрашенную серым глухую дверь и, после ответного «да», открыл её и задвинул Николая вовнутрь.

– Разрешите идти?

– Идите.

Дверь закрылась. Находящийся в комнате мрачный старший лейтенант в камуфляже, сидя за столом, перебирал какие-то бумаги в папках, не обращая никакого внимания на стоящего у двери Николая. Так продолжалось и минуту, и две, и три. Ну-ну, посмотрим, у кого нервы крепче. Николай прислонился спиной к косяку и засунул большие пальцы рук в карманы, внешне спокойно разглядывая комнату и офицера. Среднего роста, крепкий, темноволосый, усатый, глаза всё время несколько сощурены – это ему ещё в первый раз показалось. Больше, на первый взгляд, ничего запоминающегося.

Офицер был, наверное, первым человеком, кого они с Шалвой увидели, когда их на грохочущем бронетранспортёре привезли в посёлок. С тех пор Николай несколько раз пытался прокрутить происшедшее внутри себя, понять, что он тогда сделал или сказал не так, почему оказался в камере вместо какого-нибудь штабного кабинета с суровыми командирами, готовыми скомандовать «в ружьё», как только он всё им как следует объяснит. В общем, за исключением самого первого момента, когда они орали и обнимали на бегу четверых настороженных и быстрых парней со славянскими рожами и, захлебываясь, рассказывали что-то обалдевшему лейтенанту – не намного более старшему, чем его бойцы, всё шло не так, как должно было идти. Или, по крайней мере, как должно было идти по его разумению.