Доизвинялся

Я с трудом сглотнул. Глядя сейчас на Дженни, я вдруг вспомнил, как она стояла в той подвальной кофейне, изо всех сил прижимая ради защиты к груди учебники. Я моргнул и почувствовал, как по крылу носа у меня ползет слеза. Мгновение было таким напряженно реальным. Таким истинным. Я продолжил:

– Но ничего из этого меня не извиняет. Это просто… – я шмыгнул носом, когда вслед за первой слезой покатилась вторая, – …моя неловкая попытка объяснить, что случилось в тот день. Я никогда себе не прощу. Ты права, что обиделась. У тебя есть все основания быть в ярости. – Я еще раз сглотнул. – Прости, Дженни. Я очень, очень виноват перед тобой. Прости меня за все.

Тишина. Наконец она тихонько произнесла:

– Ты закончил?

Кивнув, я одними губами сказал «Да».

Она хлопнула в ладоши и тем разрушила чары, напряжение развеялось.

– Замечательно. Чертовски хорошо проделано. Великолепно. Поистине великолепно. – Вскочив, она выключила камеру. – Хочешь носовой платок? Стакан воды? Чего-нибудь?

– Стакан воды был бы…

– Будь солнышком, возьми себе сам, пока я тут разберусь. Вон там, на полке над раковиной.

Она вытащила мини-диск и нацарапала что-то на наклейке.

– Ах да, Марк, – окликнула она через комнату. – Можешь мне дать номер твоего домашнего телефона? Сотового? Пейджера? Чего-нибудь?

Я дал ей номер сотового, и его она тоже написала на наклейке. Потом проводила меня до двери квартиры со словами:

– Слушай, мне нужно сделать несколько звонков и все такое, но ты ведь выберешься отсюда сам, правда? Ну конечно, выберешься. – Она сжала в ладонях мою руку. – Слушай, Марк, спасибо, что пришел. Это было великолепно. Честное слово. Я правда это ценю. И знаешь, я тебе позвоню. Очень скоро позвоню. Ладно? Да? Отлично.

Внезапно я снова очутился на улице, все еще пытаясь понять, что же, собственно говоря, произошло.

Глава одиннадцатая

Три дня спустя меня пригласил к себе Хантер. Он сидел, облокотившись на край письменного стола, вытянув ноги и уперев каблуки в ковер, словно единственно так может проводить встречу человек, от природы властный. Он махнул мне садиться на стул перед ним и закончил округлое движение, хлопнув тыльной стороной ладони по трем страницам, которые держал в другой руке.

– Только что перечитал вашу колонку.

– И?…

– Замечательно. Бьет в цель. Подстегивает дебаты.

– Спасибо.

– Заставит о нас говорить.

– А этого нам и нужно.

– В точности.

– Хорошо. Я рад, потому что она для меня многое значит. Думаю, подчеркивать позитивное – важный шаг…

– Гм… – Он пошелестел страницами.

– Надо бы и остальным нашим критикам сказать, чтобы писали в том же духе. Зачем отягощать людей ерундой, когда есть столько полезного?

– Да. Конечно. До определенного предела. – Он посмотрел мне за плечо, через стеклянную стену кабинета оглядел редакцию одела новостей, выискивая малейшие признаки праздности.

– Что значит «до определенного предела»? Разве вам не кажется, что пора перестать грубить ради одной только грубости. Я думал, колонка вам понравилась. Вы сами только что сказали…

Он пригвоздил меня пугающе внезапной улыбкой.

– Колонка прелесть. Колонку я обожаю. Она будет просто сенсацией, а вы – ужасно знаменитым. Дело в том, что, на мой взгляд, возможно, удастся убить двух зайцев разом.

– И как же?

– Скажем, чуточку рецидива?

– Прошу прощения?

– Великий Марк Бассет рассказывает читателям обо всем, что ему понравилось, а потом, через несколько недель (когда будете готовы – спешить тут некуда), идет в ресторан, от которого просто с души воротит. В рассадник гастрита.

– Тогда я не могу о нем писать.

– Нет-нет. В том-то и соль. Вы о нем напишете. Внезапно страницу озаряет вспышка былого гнева. Вы хотели быть позитивным, но истина в том, что скверного слишком много, чтобы на все закрывать глаза. Ваш долг – вытащить его на свет божий… и так далее.

– Подождите-ка. От ваших слов у меня кружится голова. Вы хотите напечатать сегодняшнюю колонку, чтобы через несколько недель я отказался от своих слов и снова взялся за ругань?

– Именно так завоевывают читателя.

– Именно так читателей отпугивают.

– Марк, старина, вы потрясающий автор. Чертовски смешной. Все мои девчонки от вас без ума. Но вам нужны свет и тени, сладкое и острое. Слишком много того или другого – и вы становитесь пресным.

– Я только что написал заметку, где провозгласил смерть негативу…

– Значит, у нас будет Второе пришествие. Аллилуйя! – В притворном прославлении он помахал над головой страницами. – Читатели хотят, чтобы критики критиковали. Вот чего они ждут.

– Извините. Не выйдет. Я не могу лгать читателям.

– Никто не просит вас лгать.

– Я не могу вводить их в заблуждение. Как только мы опубликуем сегодняшнюю колонку, долг обязывает меня держаться ее духа. Если вы настаиваете, чтобы я поступал иначе, я просто… я просто… мне просто придется уволиться.

– Какая жалость, ведь вы делали такую хорошую работу.

Встав, он обошел стол и за него сел. Страницы он небрежно бросил на край, точно ком использованных носовых платков, и вперился в экран своего компьютера.

– Я хочу и дальше делать хорошую работу.