Доизвинялся

– Я только говорю, что чем лучше фотографии, тем больше полос, и соответственно, тем больше людей прочтут материал, которым вы хотите что-то сказать.

– Извините, Эллен.

– Подумайте на досуге.

Сама мысль фальсифицировать что-то в этом отеле была нелепой, особенно если вспомнить, сколь большое участие мы принимали в истинном неподдельном процессе: Конгресс Африканского Союза станет сценой не только моего извинения, но и многих других актов покаяния перед рядом конкретных народов. Создавалось впечатление, что дейтонскую конференцию просто перенесли с одного континента на другой: список действующих лиц ничуть не изменился. Лысеющий французик в бежевом костюме-сафари и с потрепанным томиком Мольера под мышкой бегал по коридорам от тунисцев к алжирцам, от делегаций Мали к делегациям Камеруна и Чада, извиняясь за эксцессы той разновидности колониализма, которая была свойственна его родине. На второй день португальцам полагалось испросить прощения у Анголы и Мозамбика, а датчане почти полдня провели, запершись с делегацией южноафриканских епископов. Из-за закрытых дверей доносилось пение.

В баре я наткнулся на Ращенко, который, если верить слухам, разражался слезами на плече главы любой африканской делегации, которого ему случилось увидеть, – просто на всякий случай. С точки зрения покаянного подхода вмешательство СССР в дела Африки в период холодной войны было серым пятном.

– Мне так жаль, мистер Бассет… – На глаза ему навернулись слезы, и он потянулся меня обнять. Я попятился.

– Мы уже это проделали, Владимир.

– Да? – Он навис надо мной, как гигантская обезьяна, готовая подхватить детеныша из подлеска в джунглях.

– Еще в Дейтоне.

Он задумался, потом все равно схватил меня и обслюнявил мне шею.

– Извините, забыл. Такой дурной человек. Я такой дурной человек.

Нагромождение этих извинений, еще более усугубляемое теми, которые приносили итальянцы и бельгийцы, так перегрузило средства массовой информации, что время на объявление о принятии каждого пресс-центр вынужденно ограничил получасом – лишь бы вместить все до завершения конгресса. В последний день отель стал местом стольких встреч между извиняющимися и делегациями потерпевших сторон, что извинения приносились и принимались быстрее, чем пресс-центр успевал о них объявлять. Они скапливались, как реактивные самолеты над международным аэропортом.

Моя лепта (извинение перед президентом Замбии, которая в этот год председательствовала в АС) значилась последним пунктом программы. Теоретически это оставило бы мне время посидеть у бассейна и поработать над текстом, но вечером первого же дня у нас начались проблемы.

Наш передовой отряд только-только захватил стол в ресторане при отеле, Дженни, Уилл и я читали меню (салат «Цезарь», мэрилендский пирог с крабами, стейк из говяжьей грудинки и жареная картошка – в точности то, чего ожидаешь от международного отеля в Африке), когда прибежал, чуть задыхаясь, Сатеш.

– Я только что видел Макса.

– Олсона? – переспросил я. – Он здесь?

– Работает с делегацией Сьерра-Леоне. Дело в…

– За ним трудно уследить.

– Знаю. Все время в разъездах. Проблема…

– Ты не пригласил его с нами пообедать? Тебе следовало пригласить его с нами пообедать.

– Марк! У нас на руках кризис, и притом серьезный. По словам Макса, на президента Сьерра-Леоне Сирила Масубу оказывают серьезное давление дома как представители оппозиции, так и военные, требуя, чтобы он добился от меня извинения за преступления рабства конкретно перед своей страной. Все бы ничего, но, согласно второму следствию из законов Шенка, где выдвигалась доктрина самоопределения, я обязан подчиниться решению АС, а именно: извинение будет принесено главе государства той страны, которая в настоящий момент председательствует в Совете, в данном случае президенту Замбии. Но были еще практические соображения. Масуба был первым за многие годы гражданским президентом Сьерра-Леоне. Он был либералом и демократом и с бесконечными умением и тактом лавировал между противостоящими ему группировками.

– Если он не получит требуемого, – сказал Сатеш, – это может подорвать его положение в стране, а результатом станет переворот.

– А это в свою очередь дестабилизирует весь регион, – продолжил Уилл. – Погибнут тысячи людей.

– Вот именно. Такое мы уже сто раз видели.

Тишина. Дженни оглядела стол.

– Ладно. Какие у нас варианты? Уилл, что будет, если Масуба получит свое извинение?

Уилл покачал головой.

– Катастрофа. Во-первых, на нас будут оказывать огромное давление с требованием извиниться перед остальными пятьюдесятью двумя членами АС, причем на их собственной территории. Даже если забыть о материально-технической стороне, кошмаре исследований и организации этих мероприятий (что просто невозможно по времени), мы попираем авторитет АС и нарушаем третье следствие из законов Шенка.

– Значит, этот вариант отпадает.

– Я бы сказал, он определенно противоправный.

– Сатеш?

Сняв хрупкие очки в стальной оправе, Сатеш потер глаза.