«Док»

Я остался с «тяжелыми», ближе к полуночи отправив последних раненных, способных на своих двоих добраться до неприметной машины на заднем дворе. Те, кто все еще лежал в клубках капельниц и растяжках, остались под моим присмотром. Я надеялся, что мы отсидимся в испуганно притихших пригородах, с улиц которых новый режим стальной метлой вымел редких прохожих. Даже бандиты запрятались как можно глубже, чтобы не получить пулю от патруля. Комендантский час заканчивался в семь утра, но казалось, что он длится круглосуточно: ни машин, ни людей. Только мусор, летящий вслед порывам ветра.

А утром к нам пришли. Две роты наемников, в их черных бронекостюмах с невидимыми лицами, скрытыми за зеркальными щитками шлемов. Похоже, у кого-то дошли руки зачистить больницу, куда отправляли раненных из сводной бригады. Стандартная операция директората корпораций, одна из многих, которые проводили по всей планете…

Яркий свет хирургических софитов, мерное постукивание аппарата диализа и писк кардиостимулятора. Мальчишка, только-только начавший ходить в школу. Не усидел дома, вылез во двор поиграть с собакой. Поймал шальную пулю. Родители даже не смогли объяснить, кто и куда стрелял. Просто сын упал на траву, вцепившись руками в окровавленную рубашку. Я уже накладывал на закрытую рану бактериальный пластырь, когда в операционную вломились эти уроды.

— Куда?! Здесь стерильное помещение! Быстро за дверь, пока…

Зато я теперь знаю, что происходит с человеком, когда ему в лицо прилетает приклад автомата. И как именно «взрывается» голова, обрушив своего хозяина в цветное беспамятство…

Машина тихо фырчала двигателем, изредка подскакивая на колдобинах неровной дороги. Я подавил стон, попытавшись потрогать замотанный бинтами лоб. Водитель увидел мое движение и радостно затараторил, мешая сленг латинских кварталов и модные словечки, подслушанные явно где-то в коридорах больницы:

— Доктор! Ты у нас зинга,[11] не иначе! Остальные под столы попрятались, лишь ты с кулаками на вояк полез!

— Где я?

— В машине, доктор. В реанимационной машине… Я тебя видел, ты недавно у нас, мог не знать Лопеса… А меня здесь все знают, я уже давно работаю. Если в какой район неспокойный надо съездить, меня просят. Сам понимаешь: братья, сестры, родня, знакомые… С Лопесом не тронут, «колеса» не трясут и пистолет в нос не тычут.

— Почему я здесь, Лопес? Я же был в операционной.

— Был, доктор. Но как тебя шарахнули, так операция и закончилась. Вытащили тебя в подвал, я чуть позже и подобрал.

— Подвал?

В голове болтался мутный туман, не желая рассеиваться. Я тупо смотрел в сумерки за окном и пытался собрать рассыпавшиеся на куски воспоминания.

— Да… Туда мертвых сносили. Наверное, думали, что ты тоже умер. А я увидел, что ты дышишь, и вытащил…

— Мерт…

Лопес тяжело вздохнул, пожевал погасшую сигаретку и зло выплюнул ее в открытое окно:

— Вояки пришли. По всем палатам прошли. Где были взрослые — всех расстреляли. Даже не разбирались, кто там: бывшие солдаты, или мои родственники из местных… Хотя, они всех теперь стреляют. На улицах, в домах. Приходят, берут, что понравится. Девушек уводят. Грабят, убивают… Плохие времена… Представляешь, доктор, я теперь трупы вожу. Из больницы на карьер. Сваливаю их в яму, и назад… Даже стараюсь в лица не смотреть, вдруг кого узнаю. А так — хоть надежда останется, что кто-то из друзей вернется. Потом, когда-нибудь…

— Расстреляли?

Я попытался сесть, но голова закружилась, и тело безвольно сползло с сиденья.

— Да, всех, подчистую. Даже двух докторов убили, когда те попытались что-то сказать… Считай, больницы и нет уже, оставшиеся разбежались. Лишь водителей оставили, убитых вывозить… А ты правильно сделал, что опустился, так лучше. Вон, сзади полицаи на своей «люстре» ковыляют, сопровождают… Чтобы я мимо карьера не проехал… Но они туда не заедут. Поэтому я развернусь боком, тебя высажу у кустов, а как уедем, ты сможешь выбраться в ближайший квартал. До утра пересидишь, и домой…

Водитель поежился от набегающего холодного ветра и закрыл окно. Потом покосился на всполохи ламп в зеркале заднего вида и состроил рожу:

— Удумали, в людей стрелять. Ну, этого вы у меня не получите, дудки. А то Лопес дожил, мертвых возить. Всю жизнь врачей к больным возил, а теперь лишь покойников, как дрова напиханных… Дикие времена, я тебе скажу… Нехорошие времена…

Я лишь просипел что-то в ответ. Что я еще мог сказать, еле живой кусок мяса. Осколок неудавшегося мятежа, вырезанного по живому из кровоточащего тела государства. Бывший доктор, который трясся в труповозке по дороге на карьер. Макс Убер, бывший старший лейтенант сводной бригады войск специального назначения…

21. Финал

Я сидел на груде старых картонных коробок, бездумно разглядывая окружающий меня город. Я даже сейчас не смогу найти это место в чужом квартале, куда забрел после долгой ночи на карьере. Перед глазами стояли сваленные в одну кучу тела моих пациентов, расстрелянных в упор. Военные и гражданские, в основном молодые ребята, не успевшие даже помолиться перед тем, как их забрала смерть.