Док. Охота на скреббера (СИ)

— Ага, ни рук, ни ртов! — правильно, нечего халявщиками расти, пусть пашут! — усмехнулся Прапор.

— А то пытались тут нам объяснять, что мы ОБЯЗАНЫ и что они налогоплательщики, и мы нарушаем закон и их права, и всё в таком ключе.

Наши командиры молча переглянулись и, взяв этих птиц за крылья, а кого и просто, за шкирняк, ловко выкинули из автобуса, затем поинтересовались у остальных пассажиров, кто хочет за ними следом. Желающих не нашлось, притихли, как мыши, тогда закрыли двери и уехали.

Вот странное дело, когда пытаешься удержать людей, отбрыкиваются и рвутся на свободу, а когда начинаешь гнать взашей, упираются и не желают идти — парадокс!

— Нечего в стабе гниль разводить, пришлых хватает, досыть, — буркнул тогда Леший так, что услышали все.

За время этой спонтанной эвакуации я неоднократно задумывался о правильности нашего поступка — стоит ли оно того? Зачем, если делая людям добро, в ущерб собственным интересам, в ответ получаешь от них только упрёки, обвинения и требования. Несколько раз хотелось всё бросить, послать этих недовольных к чёртовой матери и поехать по своим делам, не мороча свою голову ненужными проблемами, но глядя, как возятся с ними остальные, радуясь каждому новому свежаку, думал, что, наверное, оно того стоит, просто я пока чего-то недопонимаю.

Свежаки, под командованием Прапора носились как муравьи: таскали вещи, ставили палатки, готовили еду, пока мы занимались их охраной и разведкой местности.

— Гля, сколько Док беремчатых набрал, хоть в бочку соли, — посмеивался Фома, сидя на крыше Патриота у турели и наблюдая за округой.

— Семь… жаль что не все выживут, — обломал всё веселье Торос, который сидел с ним в паре.

— Док говорит, там четыре мелких иммунных и две девки, вон те, рыжая и в джинсах которая, а одна, вообще, джек-пот отхватила, вон, видишь, здоровенная такая, на лошадь похожая и сама, и малой с иммунитетом. Так что, совсем пустых он не взял.

Торос раздражённо хмыкнул.

— Чего я опять не так сказал? — тут же подкинулся Фома. — Ну, ладно, не лошадь, а женщина с крупными формами и широкими зубами. Так лучше? — усмехнулся он.

— Да, не в этом дело. — Торос, набычившись, отвернулся наблюдать в другую сторону.

— А в чём тогда? Давай ещё в угадайку поиграем, — зашипел Фома.

— Да отношение твоё к ним… никакого сочувствия, — бросил из-за спины Торос.

Фома вытаращил и без того слегка выпуклые глаза, пялясь в ухо собеседнику:

— Ты хоть себя слышишь сейчас? Может, ты на солнце перегрелся? Так скажи, тебя сменят.

— Да иди ты! — рыкнул в ответ товарищ.

— Сам иди! Ведёшь себя, как зелень-первогодка, а ещё хватом называешься. Если прислушаться к твоим словам, то рейдер ты зелёный, а не хват. — Пихнул друга в плечо так, чтобы тот повернулся к нему лицом:

— Или забыл, сколько их, — кивнул в сторону мамаш с детьми, — там осталось, и, что вот эти, пузатые, ни хрена не обращаются, пока с пузом, и что жрать их там живьём будут, вырывая из них плод прямо на глазах! — Закипел сам прямо на глазах Фома. — А эти вон, малявки? Сколько в городе детей, не достигших семнадцати килограмм? Как их будут разрывать на части родные мать с отцом, и всё потому, что они слишком лёгкие для обращения?! А тебе в моём голосе сострадания не хватает? По твоему, слишком я сухо отношусь к ним? — тыкнул пальцем в сторону кучки женщин, которые уже внимательно слушали перепалку. — Да им, по сравнению с теми, что остались, просто, мать твою, сказочно повезло. Аж, сука, шесть раз подряд, а этой, твоей лошади — все семь! Перезагрузка пошла не по расписанию, это раз, — принялся он загибать пальцы, — мы оказались рядом, это — два; среди нас нашёлся тот, кто видит, — Фома постучал себя по голове пальцем, — паутины — три; они иммунные — четыре; их нашли и вывезли — пять; о них будут заботиться, оберегать, охранять, кормить и доставят в безопасность — шесть! Да ещё и планы все наши летят к чертям под хвост, и придётся всё менять и переиначивать, из-за них, подскажу тебе, если сам не додумался! И ты считаешь, что я должен ИМ сочувствовать?! Сострадать?! Вот я и спрашиваю тебя — ты перегрелся?!

— ФОМА!!! — гаркнул, будто грома раскат по небу прошёл, Леший, сверля парней яростным взглядом. — ВЫ! ЧТО! СУКИНЫ ДЕТИ! СЕБЕ! ПОЗВОЛЯЕТЕ!

Оба вмиг присели так, что из люка виднелись только макушки и глаза.

— Чтобы я от вас больше слова лишнего не слышал! — уже более тихо сказал командир. — А вечером поговорим! — Окинув ребят многообещающим взглядом, Леший пошёл дальше, куда и шёл до того, как услышал гневную тираду Фомы.

— А вы чего рты пораззявили? Заняться нечем?! — рыкнул он, проходя мимо так и застывших женщин. — Ну, Фома, ну, стервец, — пробубнил Леший себе под нос, сокрушённо качнув головой.