Док. Охота на скреббера.

Дыхание её участилось, я проверил пульс – зашкаливает. Вдруг она вытянулась в струнку, мелко задрожав, и тут же обмякла, потеряв сознание. Пульс постепенно приходил в норму, дыхание стало ровным, и я увидел собственным даром, как в районе груди начал пульсировать крохотный золотой огонёк, раскидывая тоненькие лучики по всей венозной системе, пополз к мозгу, оплетая и уничтожая серую паутину. Золотая сияющая аура заняла её место, растворив в себе остатки безобразных щупалец. Огонёк в груди с каждым сокращением кардиолы увеличивался, и, достигнув размера теннисного мячика, взорвался, разделившись на три разные по величине огонька, которые принялись пульсировать в такт сердечному ритму. Паутина в голове засветилась ярче, и, сделав глубокий вдох, она ещё раз напряглась и, наконец, обмякла, тихо и спокойно засопев в глубоком сне. Посеревшая кожа её лица вновь приобрела естественный цвет живого человека, ранки все затянулись, волосы, собранные в прическу, еще недавно похожие на грязную паклю, вновь заблестели естественным пшеничным оттенком, хотя до этого она была черноволосой - видимо, крашеной. Муха, подхватив уснувшую девушку на руки, отнёс в мою машину, где так и остался расстелен походный матрац. Срезали хомуты с конечностей страдалицы, накрыли её одеялом… Спи, мать…

– Малым её сказать надо, извелись, наверное, ревут, небось, – тихонько сказал Торос с зарождающейся улыбкой на грубых губах...

Леший глянул на него с усмешкой, сидя на водительском сидении, выставив забинтованные обрубки на улицу.

– Домой приедем, три шкуры с тебя спущу на тренировках, и с Фомы тоже. Не-е, с него все пять спущу, две – за язык мерзопакостный, – сказал он, улыбаясь. – Мальки-то, проныры ещё те, – хохотнул и, повернувшись в сторону раскидистых кустов, поманил пальцем. Ветки зашевелились и оттуда выбрались близняшки, замызганные и лохматые, с лесным мусором в волосах.

– Они всю ночь там просидели, за мамкой блюдя, а вы и не заметили, – покачал он головой. – Ладно, эта зелень, – кивнул в нашу сторону, – но как же вы прохлопали? – обратился к Киру и Прапору, которые в недоумении хлопали глазами. – Никак, скрыт прорезался? – сам с удивлением, вскинув одну косматую бровь, глянул на прижавшихся друг к дружке мальчишек. – А не рановато ли? А, ну-ка, глянь, Док, – кивнул он мне, теребя свою бороду.

Осмотрев пацанят, у обоих нашёл золотые ядрышки в груди, которые трепыхались, не попадая в сердечный ритм.

– Прорезались у обоих, но, пока что неуправляемые, – сообщил я остальным – Это от страха и нервного стресса, плюс за мать сильно перенервничали. Спрятались и боялись, что их найдут и прогонят, вот и сработало, как явный пинок активации.

Глаза у одного из них набухли слезами, но мальчонка лишь ещё сильней закусил губу. Брат, мельком глянув, ухватил того за руку и крепко сжал, засопев и набычившись.

Леший кивнул им, велев подойти ближе к машине, и подхватив обоих, как нечто невесомое, усадил на ящики рядом со спящей матерью, перекинув через передние сидения в салон.

– Всё видели? – спросил он у детей?

Те кивнули с готовностью.

– Всё слышали?

Переглянулись и опять кивнули, синхронно.

– А теперь слушайте внимательно, – Леший строго посмотрел на детей. – Никогда и ни при каких обстоятельствах не смейте никому говорить о том, что вы сейчас видели и слышали. Для всех – ваша мать оказалась иммунной. Наш врач, просто, плохо её осмотрел. Не разглядел чувак. Всё поняли?

Пацаны активно закивали светлыми головами.

– И когда наступило утро, все обратились, а она, ваша матушка, – нет. Запомнили?

Близняшки опять закивали.

– На-ка, хлебни, – дал свою флягу с живчиком на травах, малому, который сидел ближе. – И брату дай, а то у вас ручонки уже колотятся, откат пошёл. – И лягте, поспите тут чуток, в дорогу скоро отправляемся.

***

– Ты же хорошо знаешь эти места? – не унимался Прапор.

– Знал! – нахмурился Леший, – всё меняется, всегда нет гарантии ни в чём, кроме изменений. Было тут безопасно раньше а нынче - чего вышло? Я бы их на остров какой, в чёрном кластере закинул, там от всех мерзостей, в безопасности...А припрётся туда скреббер какой-нибудь, и пиши пропало! Нет безопасного места тут нигде, не-е-ту!

– А не многовато ли за эту неделю скребберов на нас, а, батька? Гляди, так и мы суеверными станем, забоимся даже имя его произнести, дабы на беду не накликать,– усмехнулся белый Муха.

– Кстати, насчёт скребберов, – подкинулся Фома, – ты же говорил, что чуешь их за десять километров, а этого чего прохлопал? – уставился он на Муху, как на нашкодившего кота.

– А не чуял я его! Вообще никак! – развёл тот руками. – Я его как скреббера не ощущал, и как мутанта, кстати, тоже. Может, это у него дар такой... что, скорее всего, так и есть...