Эти ряженые мутанты, стоя на задних лапах, с безумным энтузиазмом плясали классический танец. Да, да, с саблями в лапах! Размахивая и хлопая при этом ушами от своих гигантских шапок при каждом прыжке и развороте! Антраша, шоссе! Всё действо происходило вокруг колоссальных размеров золотой тарелки, на которой лежал тот самый наш жертвенный бедолага-элитник, в позе поросёнка на блюде, перевязанный атласной лентой, с огромным пышным алым бантом, и жалобно косился в мою сторону. Как только я смог оторвать свой взгляд от этой фантасмагории, заметил сразу ещё кое-что не менее странное.
Все мои друзья, празднично наряженные в смокинги, сопровождали нарядного Муху с букетом... КОТОВ?! Вытянутые в струнку животные, собранные, как связка, за задние лапы и перевязанные белой лентой. Животинки истошно мяукали и вращали ошалелыми глазюками, но шевельнуться не могли, застыв семью столбиками. При этом так орали, не попадая в октаву совсем. Мухе приятели торжественно жали руку и похлопывали по плечу и спине, кивали, улыбаясь, видимо, с чем-то поздравляли, пока этот процесс не нарушило третье лицо, точнее лица, грациозно вползающие на поляну..., ну-у-у, можно сказать, в свадебном платье.
Скребберша о семи головах плыла словно пава: горда и величава, нацепив на каждую зубатую башку по фате и намазюкав яркой красной помадой все семь губ. Мозг мой, не выдержав такой нагрузки, отключил нижние конечности, и я словно подкошенный плюхнулся на жопу, продолжая таращиться на происходящее. Поляну стало заволакивать дымкой, закрыв мне весь ритуальный обзор. Звуки музыки стихли, и в молочной мгле раздался пронзительный детский плач, к которому тут же присоединился ещё один. Затем туман начал редеть, открывая взгляду происходящее. Детских голосов изрядно добавилось к общей оратории, и теперь воздух разрывало от целого хора орущих младенцев. Скрипы, бельканто, цифровой бас… От этой какофонии спинной мозг похолодел, волосы на руках и на затылке встали дыбом.
На совершенно пустой поляне в домашних трениках стоял одинокий Муха и держал на руках орущий на разные голоса свёрток. Он посмотрел на меня, прямо в глаза, и, счастливо улыбнувшись, скинул одеяльце, торжественно подняв над своей головой совершенно белого малыша... с семью орущими зубатыми головами на длинных шейках. В ту же секунду из-за моей спины, обогнув меня по-змеиному, выглянула скребберша и дыхнула в лицо знакомым запахом перегара, кислятины и вчерашних носков.
– Не иначе, как живчик хлебает, падла, – мелькнула мысль в моём окончательно помутнённом сознании…
Далее, основательно добив мою несчастную психику, новоявленная невеста вдруг произнесла голосом Армана :
– Док! Док, проснись! Да просыпайся же ты. Тебе кошмары снятся!
Распахнув глаза, я с шумом втянул полную грудь воздуха, с трудом удерживаясь от вопля.
– Всё, всё, успокойся. – Хлопотал надомной работницей обеспокоенный Арман. – На, вот, хлебни-ка лучше.
– Сон... Вот, дьявол! – выдохнул я и вцепился в протянутую мне спасительную флягу.
– Сон, сон, – кивнул рядом сидящий Филин. – Ты своим мычанием весь подвал на уши поставил. Подумали, что плохо тебе, бедолага.
– Простите, – я виновато окинул взглядом проснувшихся и уже убирающих на место матрасы ребят.
– Ничё, всё равно, вставать уже пора. Нечего бока отлёживать. У нас дел по горло, – пробасил Леший, натягивая комуфляжные штаны.
– Чё, жрали тебя? Не? А меня – так часто, – ухмыльнулся Прапор, слегка поведя плечом. – Сколько лет, а всё одно и то же снится, и никак привыкнуть не могу. Чертовщина, какая-то.
– Не, – покачал я головой, – мне свадьба торжественная приснилась.
В помещении повисла тишина.
Первым прыснул раскатистым смехом Фома, за ним – Арман и Филин с Торосом, «старики» сочувственно заулыбались. Муха лишь хмыкнул, продолжая чистить зубы.
– Да, я не свою свадьбу видел. Мухину.
–У-у? – Муха повернулся в мою сторону всем корпусом и вопросительно уставился своими чёрными воками. – На ком? – приподнял правую бровь в недоумении, так и застыв с щёткой в руке.
Я вздохнул и подробно рассказал мужикам свой сон...
Ржали все. Даже Муха вытирал выступившие от смеха слёзы. Фома с Арманом и Филином так вообще сползли на пол, держась за животы и зажимая ладонью рты, чтобы не слишком шумно было. Леший басовито хохотал, тоже утирая слёзы, а Прапор аж прихрюкивал, сложившись втрое. Кир смеялся сдержанно, больше улыбался. Бедный Торос покраснел как рак от почти истеричного смеха.
– Ну, всё Муха. Эта история теперь на всю жизнь приклеится, как пить дать, и не отмажешься, ведь свидетель есть! – хохотал Леший, хлопая себя по коленке ладонью, тщетно пытаясь успокоиться.
– Муха, а то сын был, или дочка? На кого больше похож, на мамашу, или на тебя? – хихикал, задыхаясь уже как помидор, красный Фома.
– На деда! Супруга сказала, что сыночек – копия её папаши. Хотя, как по мне, вся их фамилия на одну харю, – посмеиваясь, ответил Муха.