Доказательство человека. Роман в новеллах

Вышли из музея, ветер стих, и совсем стемнело. На парковке включилось освещение. Отец закурил. Сабина посмотрела в прояснившееся небо, где на большой высоте бесконечной вереницей шли военно-транспортные межзвездные корабли, – здесь, за городом, пролегали воздушные спецтрассы. Отец поднял голову, покивал, но ничего не сказал.

– Они никого не хотят убивать, – сказала Сабина.

Усмехнулась, посмотрела на отца.

– А они? – и кивнула вверх.

Отец посмотрел на нее, но вновь промолчал и даже не улыбнулся.

10. Другое детство

Доктор писал уже несколько минут, все это время Тамара рассматривала картину, висящую на стене. Идиллический пейзаж: ярко-зеленый луг, переходящий в песчаный берег, лазурный, с белоснежными кудрявыми барашками океан, и над всем этим великолепием – желтое медовое солнце, заливающее небо веером лучей… Доктор щелкнул по клавише ввода, и тут же в углу кабинета заработал принтер.

Тамара повернулась к доктору – Сомов был компактный сухой брюнет с несколько натужной улыбкой; он смотрел на Филиппа – трехлетнего сына Тамары. Плотный, упитанный малыш сидел на стульчике напротив нее, но в его больших голубых глазах на пухлом симпатичном лице не было ни единой мысли – там плавали пустота и спокойствие.

– Вы уверены? Вы приняли окончательное решение? – спросил Сомов, глядя в компьютер и не глядя на мать.

– Да, конечно… – она смотрела на Филиппа и улыбалась ему.

– Тамара Арнольдовна, война закончилась два с половиной года назад. Может быть, вы подумаете, потому что… – доктор запнулся, встал из-за стола и подошел к принтеру. Взял тонкий пластиковый лист, бегло посмотрел на него и вернулся к столу, но садиться не стал. – Общество и люди приходят в себя, и ваш сын… Я просто опасаюсь за тот вред, который может нанести ему имплант… Мы говорили с вами не раз…

– Мой сын. Мой. Вот ключевое слово. И решать мне. Так? – говоря это резко, отрывисто, она вскочила, схватила Филиппа за руку, он сполз со стула, прижался к ее ноге, хлопая глазами. – Мое право. Оно в документе… есть! И давайте заканчивать!

Она смотрела на доктора в упор, ее губы дрожали, лицо потемнело.

– Право у вас есть. Но есть некоторые права и у общества… – сказал Сомов мягко и тихо. – И есть жизнь, которая продолжается… И это самое главное… Нужно жить…

Несколько секунд длилась пауза. Наконец Сомов положил распечатанный документ на стол. Тамара сделала недовольное движение и, отпустив ребенка, одной рукой придержала лист, а другой прижала указательный палец к черному квадратику внизу, где тут же красным пятном вспыхнул отпечаток ее пальца.

Толкнув документ к доктору, Тамара развернулась, схватила ребенка и двинулась к двери. Но тут ее окликнул Сомов, его голос вдруг неприятно задребезжал. Он держал в руке документ и тряс им:

– Это – ваше! Заберите ваш документ!

Тамара обернулась к доктору, и в это мгновение входная дверь распахнулась и в кабинете появились две высокие атлетичные фигуры, затянутые в белые медицинские костюмы, в перчатках и масках.

Бесшумно, отточенными жестами они обняли Тамару и Филиппа – ладонью за рот, руками за плечи и за талию. Движения их были мягкие и молниеносные, как фотовспышка. «Паучьи», – как обычно, подумал Сомов, наблюдая работу медбратьев, у которых на одно туловище приходилось по три пары длинных и нечеловечески ловких рук.

Когда дверь захлопнулась, доктор вернулся за стол и нажал кнопку связи с приемной:

– Галя, набери еще раз хирургическое. Ребенка – на удаление импланта. Очень бережно, за счет клиники, да-да, по госпрограмме… На мамашу пластформа у меня, заберешь потом. Да, она подписала. Маму отдадим милиции, а пока направь к ней юридическую службу, я чувствую, там работенка будет… Звони Саре, да. В общем… Все. Отбой. Мне нужно прийти в себя… Если кто в приемной, скажи, не раньше чем через полчаса… У меня обход.

Услышав от Гали «принято», Сомов отключился и опустил голову на руки. В кабинете стало непривычно тихо.

* * *

Длившуюся более десяти лет в Европе и России кровавую бойню выжившие называли войной, хотя это было самое настоящее вооруженное восстание. Историки сходились во мнениях о его неизбежности.

Человечество почти всегда принимает новую реальность через трагедии, через страдания миллионов людей. Чтобы ребенок привык к новым ботиночкам, их нужно разносить, и пальчики поболят. Когда появились импланты, которые не просто дополнили, а радикально изменили понятие личности, эти новые граждане заявили о своих правах – наравне с человеком.

Но как только права «новые люди» получили, они начали жечь города. На свою беду к тому времени человечество обладало мощным супероружием, и сотни городов превратились в огненное судилище. За одиннадцать лет погибло триста двадцать миллионов человек.

Про войну вспоминать будут долго, писать романы, слагать поэмы, снимать кино. Уроков было вынесено несметно. Один из главных: импланты делают из человека сверхчеловека, наделенного суперспособностями, но не гарантируют ему окончательного превосходства, то есть победы.

Модифицированные люди войну проиграли.