Доказательство чести

С Земцовым Антона свела судьба пять лет назад, когда он, еще будучи опером в ГУВД, разрабатывал группу квартирных воров. Впоследствии выяснилось, что их же выпасал и начальник отдела УБОП Земцов. Интересы столкнулись, но, как часто водится, после ссоры Зема — а Пащенко и Копаев называли его теперь именно так — сблизились.

Пермяков же по-прежнему сидел в тюремной камере.

— Ну и что? — спрашивал Копаев, замазывая йодом раны на конспиративной квартире.

Совет отсидеться пришелся как нельзя кстати.

— А ничего, — отвечал из кабинета Пащенко.

Он то и дело что-то прихлебывал из чашки, наверное, микстуру от сотрясения.

— Гонов пропал. Ни в отделе его нет, ни дома. Молодая жена в шоке. Ребята из уголовки ее поспрошали, пользуясь запредельной простодушностью. Она сказала, что муж ушел вчера в магазин, после чего дома не ночевал. Такое приключалось лишь тогда, когда был на очередном или внеплановом дежурстве. По иным причинам подобных заскоков с мужем не происходило никогда.

— Ну, это она сказала, — попробовал отрезать Копаев. — Сколько их, бедолаг, по чужим бабам теряется?

— В трико и сланцах? — с сомнением возразил Пащенко. — А еще жинка сказала, что за последние две недели они умудрились приобрести видеокамеру, отдать часть долга за квартиру и окончательно расплатиться за машину, купленную два месяца назад опять-таки в кредит. Одним словом, дела у Гонова в этом месяце шли на удивление успешно. То же самое можно сказать и о покойном Зелинском. Этот парень был куда более рачительным, поэтому из ящика его мебельной стенки опера выудили ни много ни мало, а десять тысяч долларов. Если сравнить находку с показаниями супруги Гонова, то начинает просматриваться логика. Что-то около этой суммы потратили и они.

— Ты Сашке посылку заслал?

— Да. Сегодня днем. Слушай, Копаев, завтра выходной, время перед понедельником есть. Я думаю, что кое-какие мелочи должны всплыть. Во всяком случае, в Исети. «Рыболовы» туда уже подтянулись. — Слыша лишь прерывистое дыхание Антона, Пащенко немного сбросил обороты. — Видишь, как оно получилось. Жалко Рольфа, конечно. Я так привык к этой бестии!..

— Я о Сашке думаю. Он уже почти неделю там.

— Ничего, выдержит.

Пермякова позвали на выход в начале одиннадцатого. Значит, Кормухин появился в изоляторе около десяти. По всей видимости, взбучка, полученная на совещании, не оставляла Кормухина в покое. Он вооружился обидой и очередным компроматом, решил взять свое и добить его, Пермякова.

В тот момент, когда Александр усаживался на табурет, прикрученный к полу напротив важняка из комитета, Яшка Локомотив опускался в кресло, стоявшее в его загородном особняке. Ему тоже было с кем поговорить.

Сорока и Подлиза полчаса назад привезли Гонова. Его взяли в том виде, в каком он был на улице. Майка с изображением кенгуру, заправленная в трико. На ногах сланцы, в руках пакет с литром молока, булкой хлеба и шматком колбасы.

— Оголодал? — поинтересовался Яша.

— Да ты знаешь, сунулся с утра в холодильник, а там мышь повесилась. Пришлось в гастроном бежать. А что за спешка, Яша?

— Никакой спешки, — пояснил Локомотив. — Спокойно выехали, нашли и привезли. Я вот что хотел спросить, Гонов. Ты с Зелинским, подельником своим по убийствам, когда в последний раз виделся?

— В четверг. — Такое узко квалифицированное определение связи его и Саньки Гонову сразу не понравилось, однако возражать он не стал. — А что?

— Ничего особенного, если не считать, что кто-то из вас двоих языком метет как электровеником. Тебе Зелинский перед… четвергом о Кускове ничего не говорил? Мол, встреча была, разошлись как старые товарищи. Дескать, пришлось чем-то пожертвовать, рассказать, как на самом деле события развивались шестого июня.

Гонов покраснел. Все люди, едва успев попасть в экстремальную ситуацию, сразу делятся на три категории. Первые при выбросе адреналина бледнеют, вторые краснеют, а наркоманы продолжают смотреть перед собой, не слыша вопроса. Гонов краснел, что сразу ставило перед ним преграду в желании солгать.

— Ты что залился, как помидор? — Яша сквозь прищур посмотрел на милиционера. — Смотри, Подлиза, он созрел.

Подлиза принял фразу, обращенную к нему, как руководство к действию, и тут же смел Гонова со стула.

— Локомотив! — взвился сержант. — Да что происходит? Что не так?

— О чем тебе Зелинский на днях на ухо шептал? Говорил о Штуке?!

— Говорил.

— Так. — Локомотив успокоился. — Сядь, сержант полиции. Что говорил?

— Тот Санька в гараже пытал, требовал сказать, кто его подставил. — Гонов испуганно озирался, переводя взгляд с Яшки на двух его людей. — Но, кажется, Зеленый выдержал.

— Прикинь, — Яшка ткнул пальцем в пленника и посмотрел на Подлизу. — Он говорит: «Кажется, выдержал». Это ему Зелинский так сказал: «Знаешь, Гонов, меня в гараже Кусков пытал, но я, кажется, выдержал!»

Гонов слетел со стула во второй раз.

— Слушай, олень, а Зелинский тебе не говорил, что к нему люди из ментовки подходили да о том же пытали? Этому козлу такое запросто могло показаться!

— Нет, Локомотив, он ничего об этом не говорил.