– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил Гарет.
– У меня дрожат ноги, – честно ответила Дженни.
Он сморщил нос.
– Что же. Пока не ясно. Ты должна осмотреть весь дом.
Гарет взял ее под руку и провел через украшенную искусным литьем прихожую. Черный мрамор сменился блестящим паркетом медового цвета. Обои на стенах были глубокого бордового оттенка с золотым орнаментом. И то золото было не просто желтого цвета, нет, причудливые изгибы орнамента отсвечивали приглушенным металлическим блеском. Свет едва проникал сквозь тяжелые бархатные шторы. Дженни повернулась, звук ее каблучков разнесся по комнате.
– Это эхо, – неуверенно произнесла Дженни. Ее слова, оттолкнувшись от стен, вернулись к ней обратно.
– Здесь пока нет мебели, – объяснил Гарет. – Я не был уверен, захочешь ли ты это сделать сама, или следует нанять кого-нибудь со стороны.
Его слова также отразило эхо. У Дженни внезапно пересохло во рту, она резко вдохнула, и комок подступил к горлу.
– Гарет, – произнесла она тихо. – Моя мебель будет выглядеть здесь дико.
– Чушь. Можно подумать, я позволю тебе сохранить этот старый, расшатанный стол. Давай, ты еще не видела второй этаж. Из окон спальни открывается вид на маленький садик.
Дженни встала как вкопанная и отдернула руку, едва он попытался сдвинуть ее с места.
– Что это?
– Это дом. Новый дом. Я понимаю, он выглядит пока не очень, но представь его обставленным мебелью. С картинами на стенах. Огонь в камине и все такое.
Дженни округлила глаза.
– Я понимаю,
– Мой адвокат заканчивает оформление сделки. Я дарю его тебе.
Его слова повисли в воздухе.
– Что?
– Я. Дарю. Его. Тебе. Боже мой, не стой с открытым ртом. Если хочешь поблагодарить меня, есть несколько способов это сделать.
Многообещающие слова, но он произнес их так сухо.
У нее сжалось сердце. Она сказала ему не присылать мебели или украшений, тогда он решил подарить ей
– Так что? – Он дотронулся до ее руки. – Давай же.
– Это прекрасный дом. Очень красивый дом. Просто он немного… –
– Не будь бестолковой, Дженни. Это совершенно законная и справедливая сделка. У меня есть деньги. У тебя – нет. У тебя есть ты, а у меня через несколько дней не будет. Что ж, все продается и покупается. Так я сохраню тебя.
– Я не хочу, чтобы меня хранили.
Его брови изумленно сошлись на переносице.
– Я не хочу чувствовать себя обязанной тебе. И уж точно не хочу, чтобы ты платил мне за то, что я предпочитаю делать бесплатно.
Гарет переложил перчатку в другую руку и принялся ритмично похлопывать ею по своему бедру.
– Объясни.
– Я имею в виду то, что ты мне предлагаешь – я чувствую это точно – гроб для меня.
Перчатка ударила еще раз, а потом успокоилась, яростно скомканная его рукой.
– Ты больше чем кто-либо еще знаешь, что я никогда не мог подобрать правильные слова. То, что я имел в виду… Я просто не могу позволить тебе покинуть меня. Ты мне нужна.
Она хотела бы взять его руку и разгладить эти конвульсивно сжавшиеся мышцы. Она хотела бы поцеловать его лоб и увидеть как исчезают избороздившие его морщинки.
Но.
Всегда существовало но. И оно острой иглой вонзилось в грудь Дженни.
– А что, – произнесла она медленно, – что мне делать с остальными двадцатью двумя часами суток?
– Прости?
– Я полагаю, ты отведешь Дженни Кибл не более того, что получает Гарет. Гарет имеет два часа на научную работу по утрам. Я получу то же самое ночью?
– Дженни. Ты же знаешь, я не могу дать тебе большего. У меня есть обязанности, и я не могу их оставить…
Дженни закрыла глаза. Где-то глубоко внутри ее та спокойная уверенность, которую она обрела в эту судьбоносную ночь в игорном аду, застыла в ожидании. И как бы ни рвалось ее сердце остаться с ним, разум не уступил.
– Я хочу, – произнесла она, – быть честной. Я не хочу, чтобы меня покупали.
Она сделала шаг назад. Эта мраморная гробница была лишь иной формой заброшенности – той, в которой она пребывала бы вечно. Это сводило ее стремления к семейной жизни и независимости к грубым цифрам. Количество фунтов, истраченное на дом в городе. Количество минут, проведенных с ней Гаретом. Она станет не более чем еще одна колонка в его счетных книгах.
Книгу можно было захлопнуть и выбросить из головы ненужные столбики цифр.
Его губы приоткрылись, он потянулся к ней.
Дженни закрыла глаза, чтобы сдержать готовые хлынуть слезы.
– Я не хочу, чтобы ты покупал меня. Я хочу, чтобы ты жил со мной. Я не желаю стать еще одной твоей обязанностью. Я хочу быть твоей…
Твоей семьей.
Она не смогла произнести это слово. Однако он внезапно понял его смысл.
– Я не могу, – прошептал он.
Сквозь полузакрытые влажные ресницы она наблюдала, как он отвернулся и прислонился к дверному косяку.