Но этот мужчина был совсем не отстраненным. Даже находясь от него на расстоянии не более ярда[1], она явственно ощущала, как кожа ее покрылась мурашками. Не был он и старым. Высокий, но не костлявый, с самодовольным и самоуверенным выражением лица. Более всего обращала на себя внимание его настороженная сосредоточенность, холодное любопытство. Она часто думала, что у Неда глаза терьера – теплые, влажные и преданные. Глаза же его кузена определенно принадлежали льву – рыжевато-карие, свирепые и беспощадные.
Дженни мысленно возблагодарила Бога, что она не газель.
Она повернулась и махнула рукой в царственном приветствии:
– Проходите. Садитесь.
Вошедшие мужчины разместились на стареньких стульях, заскрипевших под их весом. Дженни продолжала стоять.
– Нед, чем я сегодня могу вам помочь?
Юноша улыбнулся ей, радостно и открыто.
– Знаете, Блейкли и я поспорили. Он уверен, что вы не способны предсказать будущее.
Так же думала и сама Дженни, однако с негодованием отвергала это предположение.
– Мы договорились, что он волен воспользоваться своей наукой, чтобы засвидетельствовать точность ваших предсказаний.
– Засвидетельствовать? Научно? – Слова сорвались с ее уст, и что-то кольнуло внутри. Дженни прислонилась к стоящему перед ней столу, ища опоры. – Ну хорошо. Это будет… –
Нед кивнул кузену:
– Давай же, приступай, Блейкли. Спроси ее что-нибудь.
Лорд Блейкли оперся о спинку стула. До этого момента он не произнес ни единого слова, хотя и скользнул презрительным взглядом по комнате.
– Ты хочешь, чтобы
Нед и Дженни одновременно воскликнули.
– Она не шарлатанка! – возмущенно заявил Нед.
Однако Дженни разгневанно уперла руки в бока совсем по другой причине.
– Тридцать, – заявила она, – это совсем не старость!
Нед посмотрел на нее округлив глаза. Мертвая тишина воцарилась в комнате. Можно представить, до какой степени она раздражена, если полностью позабыла роль мадам Эсмеральды. Нет, она говорила как оскорбленная женщина.
И это не укрылось от внимания маркиза. Взгляд золотисто-карих глаз скользнул по ее повязанной платком голове, остановился на кричащей юбке, полностью скрывавшей талию. Этот взгляд словно обладал способностью видеть сквозь многочисленные слои ее жалких одежек. И оценивал он ее определенно как мужчина. У Дженни задрожали руки.
Он отвернулся. Странная ухмылка, презрительный вздох… Она, похоже, его больше не интересовала.
Дженни была не леди, ее социальное положение ничего не значило для лорда Блейкли. Она вовсе не та женщина, при встрече с которой на улице принято приветственно снимать шляпу. Ей следовало бы уже давно привыкнуть к такому отношению, но под всей броней из множества юбок она почувствовала себя хрупкой, как кучка высушенных картофельных очисток, готовых разлететься от любого дуновения ветра. Дженни так сжала кулаки, что ногти буквально впились в ладошки.
Мадам Эсмеральду не должны заботить мужские интересы. Мадам Эсмеральда никогда не позволяет себе сердиться. Дженни проглотила комок в горле и таинственно улыбнулась.
– И я к тому же не шарлатанка.
Лорд Блейкли вопросительно поднял бровь.
– Это еще надо доказать, а поскольку у меня нет никакого желания спрашивать вас о себе, думаю, Нед сделает это вместо меня.
– Я уже спрашивал! – Нед принялся оживленно жестикулировать, – Спрашивал
Взгляд лорда Блейкли выражал крайнюю степень изумления. Несомненно, он воспринял драматическое восклицание Неда как свойственную юности любовь к преувеличениям. Но Дженни было известно, что это – правда. Два года назад Нед вошел к ней в комнату и задал простой вопрос, изменивший жизнь их обоих: «Можете ли вы назвать причины, по которым мне не стоит убить себя?»
Вначале она не хотела брать на себя какую-либо ответственность. Ее первым побуждением было отгородиться от мальчишки, заявить, что на самом деле она совсем не способна предвидеть будущее. Однако, чуть поразмыслив, поняла, что просьба Неда не относилась к категории вопросов, которые девятнадцатилетние юноши часто задают незнакомцам, пытаясь рационально решить проблему выбора жизненного пути, поиска своего призвания, нет, мальчик спрашивал ее просто потому, что оказался в тупике.
И Дженни солгала. Она сказала, что видит в его будущем только счастье, что у него есть много причин, чтобы жить. Он поверил ей. Со временем юноше удалось справиться с постигшими его несчастьями, и теперь он стоял перед ней, практически полностью довольный самим собой.
Это можно было бы рассматривать как личную победу, как доброе дело, которое, несомненно, в свое время зачтется Дженни. Однако в тот первый раз она не только забрала его отчаяние. Она взяла и его деньги. И с тех пор они оказались связанными тесными путами золота и лжи.