Доказательство любви

– Ну что же. – Она отвернулась. – Вот и все.

Он отшатнулся от нее, ничего не сказав. Дженни села, свесив ноги с кровати. Позади себя она четко различала ровный ритм его дыхания, мягкий шорох постельного белья. Лорд Блейкли осторожно поднялся на ноги, отыскал свои брюки и быстро натянул их, даже не взглянув в ее сторону. Потом он принялся застегивать свою смятую рубашку, которую даже Дженни могла бы счесть слишком формальной для утреннего костюма.

Дженни сжала в кулачках ветхий край покрывала.

Он застегнул манжеты и взглянул на нее.

– Твоя кровать. Она мешковатая и неудобная.

Дженни чуть не задохнулась от душившей ее ярости и разочарования. Ложь или извинения прозвучали бы лучше, чем обвинения.

Лорд Блейкли – на этот раз он был именно лордом Блейкли с точностью до дюйма, даже несмотря на то, что его вечерний костюм весьма и весьма нуждался в глажке, – казалось не замечал этого.

– А твое покрывало слишком тонкое.

– И это все, что вы видите? В такую минуту? Все, что вы можете, – это критиковать меня?

Он помолчал, завязывая свой галстук, потом вскинул голову.

– Разве я тебя критикую? Полагаю, я вовсе тебя не касался. – Его голос звучал ровно и вместе с тем обвинительно.

– Вы… вы…

– Насколько мне удалось заметить, а, надо сказать, мои наблюдения можно назвать исчерпывающими, тебя нельзя назвать ни матрасом, ни одеялом. Однако, если тебе угодно воспринимать любое мое замечание по отношению к твоей мебели на свой счет, я вряд ли способен этому помешать.

– Лорд Блейкли…

Его высокомерные манеры испарились, а глаза прищурились.

– Гарет, – подчеркнул он. – Сколько, черт возьми, можно просить тебя называть меня Гаретом.

– Ты уходишь.

Он потянулся за своим фраком.

– В самом деле. У меня сегодня много забот.

– Значит, это – прощание.

Его черты замерли.

– Что я пытаюсь сказать, – он угрожающе покачал пальцем, – так это то, что, несмотря на несовершенство всего окружающего, я не могу – при всем своем желании – припомнить, чтобы более приятно проводил ночь.

Губы Дженни раскрылись от удивления и смущения, он наклонился и поцеловал ее. Его губы властно и уверенно сомкнулись с ее, однако она чувствовала нечто похожее на отчаяние во вкусе поцелуя. Так же нежно, как нагнулся к ней, он отстранился.

Весь этот разговор задумывался, чтобы выразить восхищение? Ей казалось, что холодные, жалящие иголки вонзались ей под кожу. Ни один еще человек не бросал под ноги комплименты, словно это были дикие колючки, предназначенные ранить неосторожную лошадь или случайного путника, которому не повезло на них наколоться.

Его взгляд завораживал ее. Дорогая, словно твердил он, обожаю тебя.

Дженни не могла себе этого позволить. Ей предстояло начать новую жизнь. Она лишь протянула руку и нежно коснулась его пальцев.

– До свидания, Гарет, – промолвила она.

Он повернулся и с вежливым изяществом ответил на ее прощальные слова. По крайней мере, ей так казалось, до самой последней минуты.

– Да, – медленно произнес он. – До свидания. До скорого свидания.

И так она поняла, что он вернется. Дженни не знала, стоит ли ей рыдать или радоваться.

* * *

Несколькими часами позднее, после того, как Дженни выпроводила своего последнего клиента, ей пришлось столкнуться с суровой реальностью. Без мадам Эсмеральды, которая столь бесславно сошла со сцены, ей понадобятся деньги. И очень скоро.

Так что она надела самое приличное платье, которое у нее было до роскошного подарка Гарета, – из тускло-голубого муслина – и вышла из дома. Лучи полуденного солнца едва пробивались сквозь начинавшие собираться грозовые облака. Было свежо, с реки долетал легкий ветерок, разносивший по окрестным кварталам запах свежеиспеченного хлеба. Казалось нелепостью, что спустя всего лишь несколько часов после занятий любовью Дженни собиралась нарушить одно из самых старых своих правил.

Она впервые направлялась в банк на Ломбард-стрит, чтобы снять деньги, а не для того, чтобы положить их. В течение восьми лет она бережно и экономно копила свой капитал. Каждый месяц ее баланс возрастал, и с ним росло и ее чувство стабильности и независимости. Сознание того, что она никогда не должна ни от кого зависеть, тревожило ее даже сейчас.

Она вернула Неду его шиллинги. Не далее как час назад миссис Севин, как обычно, пришла на сеанс прорицаний. Дженни посмотрела в глаза этой женщины и призналась в обмане. Вот и еще одной гинеи не стало, однако, если не брать в расчет смертельную бледность миссис Севин, исповедь принесла Дженни огромное облегчение.

Облегчение, однако, никак не конвертировалось в квартирную плату. И поскольку подходило время ежеквартальной выплаты, ей и пришлось совершить это небольшое путешествие.

День был в общем-то неплохой, и мышцы, о которых она давно позабыла, слегка ныли от непривычных ночных упражнений. Прогулка оказалась достаточно долгой, чтобы освежить и воодушевить ее, но не слишком, чтобы к тому времени, когда она свернула на Ломбард-стрит, ее платье потеряло свой вид от усилившейся влажности.