Доказательство любви

Вон Изверг, из последних сил до Леты доплелся, видно же было, с каким трудом дается ему каждый шаг. А Тод хоть и лежал умирающей тенью, но на чернорожего великана рявкнул очень зло. А на нее даже не глянул, словно Дарочки и нет. Значит, до сих пор не простил той шутки с цветочками или еще чего. Хотя обиженной стороной была как раз она, и прощения за ее покупку в рабыни должен был просить он. Но до сих пор так ничего и не понял, и это до слез обидно.

– Смерти моей хочешь? – состроил скорбную гримасу Даур.

– Ничего, ты живучий, – сердито отрезала принцесса, устраиваясь в переднем кресле.

И не могла видеть, как Кадерн бережно укладывает потерявшего сознание брата на стоящий позади нее диванчик, созданный им из двух кресел. Сам он вместе с помощником занял следующие места, поспешив плюхнуться в мягкие объятия удобного кресла. Всех магов после вселения чужих сутей слегка покачивало, как после пары кубков крепкого вина, а ноги дрожали от усталости. Держался только Даур, и тот, как подозревал Кад, только на каком-то зелье. Или ифрит, чуя свою провинность, постарался задобрить хозяина и подлечил поосновательнее.

Изрельс бережно усадил жену на последний диванчик, сотворенный им по примеру шурина, и устало рухнул рядом с ней. Он продолжал молчать, не желая распахивать душу перед собратьями, хотя за эти дни они как-то незаметно стали ему настоящими друзьями. Но сейчас чувствовал, что делиться самым сокровенным не готов ни с кем, и потому лишь тихо и нежно целовал пальчики Летуаны, одновременно пытаясь успокоить опьяненное новизной и количеством доставшихся ему умений сознание.

– Немного отлетим – и открою проход в свой дом, – предупредил друзей Даур, с облегчением шлепнувшись в кресло. – Есть хочу, как весенний медведь. Все остальное потом. Эй, раб лампы! Иди на место.

– Слушаю и повинуюсь, хозяин! – горестно пробормотал ифрит, глядя на ненавистную, позеленевшую от времени посудину. – А последнюю просьбу можно?

– Можно.

– Не забрасывай меня в сокровищницу на тысячу лет… – Черные глазки смотрели умильно, как у полуторамесячного щенка.

– Ладно. Но есть несколько условий, – мстительно прищурился Даурбей.

– На все готов, что ни прикажешь!

– Первое. Ты больше никогда не пытаешься торговаться с хозяевами, скрывать любые секреты или лукавить. Второе. Облик менять можешь только по приказу, до тех пор являешься в этом, только ростом должен быть ниже меня на три ладони. И третье. Я собираюсь приставить тебя охранником и посыльным к одному султану, если, разумеется, дашь нерушимую клятву не задумывать против меня, моих друзей и собратьев по гильдии никаких интриг и происков.

– Мудрейший и великодушнейший! Согласен, всецело согласен с каждым словом и пунктом, со всеми недосказанными намеками и предостережениями! И в присутствии кеори клянусь самым ценным, своей магической силой, служить тебе верно и вечно!

Лампа в руках Даура на миг нагрелась, полыхнув золотым сиянием, и тотчас остыла. Магистр потрясенно рассматривал блестевшую свежевылитой медью новехонькую посудину и старался не думать о том, как будет объяснять султану эту перемену.

– А мой Кео тут при чем? – непонимающе нахмурилась принцесса.

– Ну так ведь… – замялся ифрит, покосился на ожидающе прищурившегося Даурбея и торопливо выпалил: – Ведь светлые духи ощущают правду!

– Как выяснилось, – усмехнулся главный маг кайсамского хана, – правду и твоя посудина почувствовала.

– Это моя клятва, – сник ифрит, – обновила счет моего заточения. За три тысячи лет я совсем забыл об этом условии.

– Об этом расскажешь потом. – Даур решительно подставил ему лампу, и через мгновение ковер уже стремительно летел вверх и на запад, выбиваясь из путаницы ущелий великого Навинского хребта.

А еще через несколько секунд с него бесшумно исчез Изрельс вместе с женой, которую за миг до этого крепко обнял за талию.

– Ой!.. – ахнула Лета, обнаружив, что уже сидит на диване в совершенно незнакомой гостиной.

Ее стены были обиты салатовым шелком, по потолку плыли облака и летели стаи птиц, на полу роскошным летним лугом цвел ковер, а у окон стояли изящные керамические вазоны с живыми цветами.

Ее муж сидел рядом, исподтишка поглядывая на это разноцветье, и внимательно следил за выражением милого лица.

– Счастье мое… – теперь магистр точно знал, что будет повторять любимой эти слова по сто, по двести раз в день, лишь бы она поверила, забыла все обиды и его ошибки, – я нанял художника-эльфа, чтобы он по-новому отделал наш дом. Отсюда он отправится перекрашивать северный и южный дворцы, мы переедем в тот, который тебе понравится больше. А сейчас тебе нужно поесть и переодеться, я купил швейную мастерскую, и они должны были уже приготовить тебе несколько платьев.

– Изр, ты думаешь, самое главное для меня – цвет стен или куча одежды? – пристально всматривалась в его глаза Летуана.