— Это ты так думаешь. Я вот тоже могу говорить, что ничего не понимаю в этой жизни, пока не попробую начать понимать. Судя по тому, что я вижу, рисовать ты очень даже умеешь, — более чем выразительный взгляд скользнул по наброску. — Ты просто не пытался до того, как попал в мой магазин.
— А почему я попал к вам в магазин?
— А вот это хороший вопрос, мальчик.
— Да? Почему?
— Три вопроса за пару секунд, ты еще занятнее, чем мне говорили.
— Кто говорил?
— Четыре вопроса. Знаешь ли, есть люди, которым дано видеть то, что скрыто от других. Кто-то называет их гениями, кто-то — провидцами, кто-то — пророками. Я больше склоняюсь к первому варианту, впрочем, это дело вкуса, — женщина пожала плечами. — Такими этих людей делают их души.
— И меня?
— Сообразительный. Определенно, ты занятный. Тем приятнее Проводнику.
— Кому?
— Проводнику. Тому, кто подталкивает душу к предназначению.
— Предназначению?
— Неужели же ты думал, что мы живем в этом мире без цели?
— Я как-то…
— Не задумывался. И почему я не удивлена? Почти никто не задумывается. Это очень усложняет для Проводников их работу.
— И вы?..
— Проводник. Да. В моем магазине могла бы оказаться слесарная мастерская или салон меховой одежды, могла бы быть кофейня или интернет-клуб, но твоя душа желала рисовать.
— Так это душа определяет?
— Неосознанно, но определяет. Я не диктую условий, только показываю то, что может способствовать достижению Цели.
— Карандаши…
— Обычные, не сомневайся. Самые настоящие. Как мы в детстве говорили-то? Взаправдашние.
— А то, что я рисую?
Женщина улыбнулась, поправила край шали, спадавший с плеча:
— Не зря Шестнадцатый так много говорил о твоей душе.
— Кто?
— Да не важно! Ты рисуешь то, что видит твоя душа. Почему она видит такие картины, я не знаю. Может, предвидит, может, вспоминает, а может, просто фантазирует…Я знаю, что за место ты рисуешь, но нужно ли тебе это знать…
— Но почему всё это?..
— Сколько вопросов. Просто викторина какая-то! Ты запомни, через эти картины твоя душа говорит с тобой, пока она не знает других способов. Для кого-то такой возможностью становятся ноты, для других — буквы, для тебя — карандашные штрихи. Понимаешь? А твоя душа сильная, видит многое. Кажется, с предназначением мы не ошиблись.
— А могли?
— Могли. Иногда и душа ошибается, и Проводник, а потом человек всю жизнь мается. Поэтому теперь мы проверяем Избранников.
— Избранников?
— Что-то поздно уже. — Солнце медленно уходило за спины собеседников. — Иди домой, мальчик. Тебе ведь в школу завтра. Уроки, учителя, одноклассники. Ах, славное какое времечко!
— Да, наверное.
— Сходи к мосту завтра.
— Зачем? — Вольский даже не удивился тому, что женщина знает о его любимом месте. Он просто перестал чему-либо удивляться.
— А просто так. Мало ли как день сложится.
— Посмотрим…
— Посмотрим, дорогуша, посмотрим, — она поднялась со скамейки. — Рисуй от души.
Володька долго смотрел вслед удаляющейся фигуре. Мысли и роящиеся вопросы путались в голове, толпились и неуловимо стирались. Он перевел взгляд на картину. Чего-то не хватало во дворе, затянутом дымкой. Вольский покусал губу и дорисовал небольшой камушек на тропинке, ведущей к крыльцу.
Глава тринадцатая. Воспоминание
Утро медленно растекалось по Теневой. Похоже, оно единственное никуда не спешило в этот день. Свинцовое небо слабо светлело на горизонте, изломанном крышами домов, и утопало в многочисленных каналах, разрезающих плоть города. Темнота отступала так неохотно, что Володьке начало казаться, будто с каждым их шагом она лишь приближается. Мальчишка беспрестанно зевал, а тело было словно набито ватой, и только быстрая ходьба отгоняла постоянно наваливающийся сон. Натянутая нить, связывающая тело с душой, слабо подрагивала и наливалась теплом. Кристаллическая молчала, но была близко. Вольский потянул за рукав идущего рядом Китайца:
— А далеко еще? — парнишке хотелось и отсрочить приближение к Адмиралтейству, и прийти как можно скорее. Он никак не мог разобраться с ворочающимися мыслями, обрывками ассоциаций и колких воспоминаний. Они мучили, создавая тянущий комок в горле. Невыносимым было желание просто с кем-то поговорить, а Вольского словно бы не замечали. — Я не помню дороги.
— Совсем не помнишь?
— Нет. Когда мы шли к вам…
— Да-с, надо думать, ты не приглядывался, — старик неотрывно смотрел вдаль, словно был вовсе не здесь, а где-то далеко-далеко, — да и я предпочитаю обитаться как можно дальше от Адмиралтейства. Так что, далековато-с еще, мальчик.
— А почему «как можно дальше»?
— А ты любопытный-с. У нас не любят отвечать на вопросы.
— Почему?
— Потому что так повелось. — Китаец пожал плечами, не столько выражая незнание ответа на вопрос, сколько показывая, что он ему глубоко безразличен.