— Да, но ведь он в психиатрической клинике. Там наверняка знают, за что он туда попал. Должно быть, его как-то лечат. И потом, я — не единственный свидетель. Или?.. — Да, в то время врачи знали, за что Диас к ним попал. Однако причину изложили в его истории болезни без подробностей. Возможно, Френчи решили таким образом оградить себя от неприятностей. Вы — последний, кто помнит, как было дело. Вы знаете, зачем Диас приезжал в Сент-Хилари и из-за чего его потом отправили в сумасшедший дом. Вы не член семьи, ваши показания объективны и беспристрастны. Поэтому вы становитесь мишенью.
— Боже правый! Да я много лет не вспоминал о том происшествии. И только когда приехали вы и начали меня расспрашивать, давние события ожили в моей голове…
— Вы хоть что-нибудь помните о нападении на вас?
— Нет, ничего. Кажется, я услышал шорох в высокой траве за беседкой. Подумал, что там охотится какой-нибудь зверек, у нас здесь много белок, они подбираются довольно близко к дому. Иногда я наблюдаю за ними из окна столовой. Поэтому я не обратил на шорох особого внимания, — с сожалением продолжал старик.
Ратлидж вскоре ушел. Агнес Френч он застал дома и сообщил ей, что у Макфарланда в результате полученных ранений случился инсульт.
— Мне говорили, что утром вам передали благоприятный прогноз. Но события приняли печальный оборот.
— По-моему, мистер Макфарланд в чем-то и сам виноват, — ответила Агнес. — Я несколько раз просила его выкорчевать молодую поросль под деревьями с его стороны и расчистить просеку, которая ведет к нашему парку. У него там кто только не водится — и горностаи, и зайцы, и невесть кто. Они и к нам забегают, а все потому, что он отказывается сделать так, как я прошу.
Ратлидж улыбнулся. Он уже научился предугадывать реакцию мисс Френч. Она считала, что люди сами виноваты в постигших их бедах.
Она поблагодарила его за новость, пусть и печальную, и он ушел, покосившись на картину над столиком эпохи королевы Анны. Подумал: может быть, здесь пейзаж Мадейры? Именно поэтому ее повесили на почетное место, у самой двери. И его снова поразила сила чувства, которую ухватил художник.
Он все время откладывал то, ради чего приехал в Эссекс. Развернув машину в сторону церкви и домика, в котором жила Валери Уитмен, он приготовился к неизбежному.
Идя по дорожке к ее двери, он вспомнил, как она реагировала на посетителей, приходивших к ней не из сочувствия, а из любопытства. Он сделает ей любезность: увезет ее с собой, никому не показывая, что она арестована и скоро будет помещена в тюрьму.
Хэмиш заметил: «Ей сейчас все безразлично». И Ратлидж подумал, что Хэмиш прав.
Постучав, он стал терпеливо ждать. Мисс Уитмен не открыла дверь; он постучал еще раз, чуть громче. Она по-прежнему не подходила к двери. Он потянулся к задвижке, как вдруг дверь чуть приоткрылась.
— Уходите. Мне больше нечего вам сказать.
— Прошу вас пройти со мной. Я оставил машину, как обычно, за кладбищем. Мне бы хотелось поговорить с вами в таком месте, где соседи нас не услышат.
— Если только вы не собираетесь сообщить мне, что дедушку освободили из тюрьмы и он полностью оправдан, я ничего не желаю слышать!
— Тогда впустите меня, и я объясню, зачем я приехал.
— Нет! — резко ответила она. — Прошу вас, уходите и оставьте меня в покое!
— Не могу, мисс Уитмен. И буду стоять у вас на пороге до тех пор, пока вы не согласитесь пойти со мной.
Голос ее изменился; стал тише и как будто сел.
— Вы приехали, чтобы арестовать меня?
— Да.
— Но за что? Я ни в чем не виновата! Я не могу сейчас уехать из Сент-Хилари. Если я уеду… если уеду, я больше не смогу смотреть в глаза соседям. Вы и без того причинили нам достаточно горя!
— Извините, мисс Уитмен. Я полицейский и делаю то, что должен в интересах закона. — Сам удивившись прочувствованности своего ответа, он добавил: — Я не хочу вас арестовывать. Но мне приказали, и я должен подчиняться.
Она попыталась захлопнуть дверь, но Ратлидж вовремя поставил ногу в щель.
— Дайте мне хотя бы собрать вещи! — взмолилась она.
— Если я позволю вам запереться изнутри, не уверен, что вы снова мне откроете.
Внезапно она разозлилась. На бледном лице сверкнули глаза, Ратлидж заметил, что они стали зелеными. Она накинула на плечи шаль и быстро вышла, захлопнув за собой дверь.
— Поеду в чем есть, — сказала она и зашагала к кладбищу.
— Мисс Уитмен…
Ратлидж догнал ее. Они молча перешли дорогу и очутились на кладбище. Он хотел взять ее под руку и развернуть к себе лицом, хотел сказать, что он сделает все возможное и попробует освободить ее деда и вытащить из тюрьмы ее саму. Но он не мог обещать ей ни того ни другого.
И только за углом Валери Уитмен наконец подала голос:
— В тюрьму мне все равно не позволят взять мои вещи. Я читала, как там обращались с суфражистками. Это было бесчеловечно! Вряд ли условия содержания в тюрьмах сильно изменились за десять лет.