Докер

— А что, отец оставил расписку?

— Расписку? И где ты, сынок, так успел испортиться? — Мать качает головой. — Расписку берут у людей нечестных. Отцу ж твоему всегда верили на слово. Слово, сынок, дороже всякой бумажки. Запомни это и всегда старайся верить людям.

Мы долго молчим. Я все не могу прийти в себя от поразившей меня новости.

— Ма, — спрашиваю я, — а не оставил ли отец других долгов?

— Конечно, есть у него и другие долги. Они все записаны в его книжечке. Когда-нибудь я покажу ее тебе. Но будем надеяться, сынок, что его кредиторы окажутся добрыми людьми и не потребуют теперь своих денег. — Она с улыбкой смотрит на меня, и мне так хорошо становится от этого взгляда. — Их ведь все равно нет у нас.

— Нет! — весело говорю я. — Боюсь, ма, что мне придется уйти от Нерсеса Сумбатовича, и тогда мы совсем останемся без копейки. — И я рассказываю ей о том, что мне сообщил Федя.

— Это я знала, сынок. Рано или поздно тебе надо уйти из «Поплавка». Там не место для мальчика. Я уже договорилась с Парижанкой, ты будешь работать у нее вместо ее бухгалтера Наташи. Она как раз уезжает в Дербент, и Парижанка охотно возьмет тебя. Правда, Наташе она платила целый рубль, но та помогала и по хозяйству. Тебе она будет платить пятьдесят копеек в день.

Глава шестая ПАРИЖАНКА

И вот я у Парижанки.

Комната, в которой она работает, завалена заказами. На полу, на столе, на диване, на креслах, на подоконнике — всюду валяются синие, розовые и оранжевые чадры из тяжелого шелка, громадные полотняные простыни, шелковое дамское белье, платочки, косынки, наволочки, цветастые маркизетовые платья.

Положив руку мне на плечо, Парижанка объясняет, в чем будет состоять моя работа, хотя я это знаю и без нее. Надо в каждом заказе сделанную мережку измерить шпагатом, «положить на метры», потом метры помножить на рубли и копейки, полученную сумму занести в гроссбух, выписать на каждую вещь квитанцию, копию квитанции пришпилить к заказу, рассортировать заказы по узлам, а потом разнести их по мережечным и красильным мастерским.

В полдень приходит Наташа, ведет меня по мастерским, знакомит с хозяевами и приемщиками заказов, и так начинается моя работа у Парижанки.

В городе всего две-три мережечные машины, а потому владельцы их всегда завалены заказами. Ложится Парижанка в два, в три часа ночи, когда жильцы нашего дома уже спят глубоким сном, и просыпается раньше всех, но, правда, позже моей матери.

Придя из школы, я сразу бегу к Парижанке, а с трех часов дня уже ношусь с узлами по мастерским. Сперва я иду к мадам Штибен на Коммунистическую, потом в красильню Тихомировой на Воронцовскую, потом к мадам Самойловой, рыжеволосой ведьме, на Молоканскую. Очень часто я разношу заказы, называемые Парижанкой частными. Их приносят ей на дом приказчики персидских купцов или же прислуга состоятельных нэпманов. За эту работу Парижанка берет двойную, а иногда и тройную плату. Особенно много частных заказов у нее бывает перед весенними праздниками. Обычно эти заказы мне приходится нести в старую часть города, в Крепость.

Вернувшись после обхода мережечных и красильных мастерских, я беру зембиль, и мы с Парижанкой отправляемся на базар. Это бывает между пятью и шестью часами вечера, когда на базаре уже почти никого не остается и последние продавцы зелени и фруктов за бесценок отдают свой товар — гнилой, засиженный мухами.

Парижанка покупает мятые помидоры, которые годятся только для варки томата, мятый, испорченный виноград, из которого можно приготовить разве что кислое, как уксус, вино, дурно пахнущее мясо, которое не всегда станут есть даже кошки и собаки.

Женщина она добрая, совсем не жадная, но вот с такими странностями.

С тяжелым, набитым продуктами зембилем, взваленным мне на спину, мы возвращаемся домой. Приходит бабка Эмма, начинает разбирать наши покупки и готовить обед. Удивительная это старуха! Родилась она в России, прожила здесь безвыездно всю жизнь, но не знает ни одного русского слова, не говоря уже об азербайджанском или армянском. С нею у нас во дворе разговаривают, как с немою. Парижанка, о которой говорят, что она не знает только собачьего языка, объясняется с нею по-немецки.

Бабка Эмма удивительна еще и тем, что из всего гнилья, что мы приносим с базара, ухитряется готовить очень даже вкусные обеды. В молодости она будто бы служила кухаркой у какого-то князя, потом была гувернанткой у выжившей из ума миллионерши. Обед бабка Эмма готовит на два дня, и Парижанка хранит его в холодильнике.

О, такого холодильника ни у кого нет у нас во дворе! Он — мечта всех, и в особенности Мармелада и Нерсеса Сумбатовича. Мармелад, говорят, за него сулил Парижанке большие деньги, но она будто бы сказала, что расстанется с ним, только когда умрет. Холодильник похож на комод, изнутри и снаружи обит цинком, сверху прикрыт белой мраморной доской. Внутри холодильника — вместительные полочки, внизу — большой цинковый ящик, который в летнюю пору каждый день набивается льдом или снегом, смотря по тому, что привезет разносчик с Верхнего базара.