Докиевская Русь

В «Повести временных лет» упоминается некий варяг, вернувшийся в Киев из Греческой земли при князе Владимире и с презрением отозвавшийся о языческих идолах, которым еще тогда поклонялся этот правитель и большинство его подданных. В словах варяга явно сквозит неприкрытое превосходство, характерное для новообращенных: «Боги ваши есть дерево. Сегодня есть, а завтра сгниют! Они не едят, не пьют и не говорят и сделаны руками из дерева. А Бог есть един, ему же служат Греки и кланяются». Высказывание летописного варяга почти дословно совпадает с одной из речей Олафа Трюггвасона из так называемой «Большой саги».

Летописная версия крещения Руси князем Владимиром — рассказ о выборе веры из трех возможных вариантов (иудаизма, мусульманства и христианства) является позднейшим историческим анекдотом. По схеме он точь-в-точь повторяет такой же сюжет о хазарском кагане Булане, тоже призвавшем муллу, раввина и попа, чтобы выбрать наиболее подходящую религию для своего государства. Только Владимир остановился на христианстве, а Булан — на иудаизме. Вот и вся разница. Именно в этих неудачных для последователей Христа «хазарских прениях» о вере принимали участие изобретатели славянской азбуки Кирилл и Мефодий. Наш летописный рассказ — это отчет о реванше христианства на Руси в отместку за проигранный «матч» в Хазарии.

Но в реальности все не могло быть так просто. Чтобы решиться на отказ от язычества, Владимиру было нужно хотя бы элементарно познакомиться с основами конкурирующих мировых религий. Экономические связи государства при этом играли решающую роль. Язычество было местной религией — верой домоседов, поклонявшихся своим болотам и рощам. Стоило выбраться из глухомани, как вы попадали на торговые тропы купцов, исповедовавших совсем другие веры и хорошо знавших, что такое деньги.

Все мировые религии непременно высказывают свое отношение к тому, что мы называем твердой валютой, и интересному процессу приумножения ее. Давать в рост или нет? Копить или пускать в оборот? Бедность — порок или блаженство? Богатство — счастье или наказание? Язычеству все эти проблемы были неведомы. Оно — продукт предшествующей «натуральной» эпохи — дал идолу жертву, заколол ему соплеменника или пленника-иноземца по выбору, и гуляй! Никакой денежной замены кровавой жертве в виде церковной десятины язычество не предусматривало. Хочу, мол, человеческой крови и все!

По свидетельствам некоторых арабских авторов, князь Владимир в бытность правителем Новгорода проявлял живой интерес к исламу и даже разрешил построить в своей северной столице мечеть. Это объяснимо. Через Новгород проходил торговый путь на Волгу и Каспий — в Арабский халифат. Оттуда новгородцам поступала твердая серебряная монета в обмен на меха и рабов — дирхем. Разрешение построить мечеть в Новгороде означало жест доброй воли Владимира по отношению к его тогдашним основным торговым партнерам.

Но вскоре ситуация изменилась. Владимиру удалось захватить Полоцк, а вслед за ним и Киев, который он отобрал у своего старшего брата Ярополка. Весь путь «из Варяг в Греки» со всеми его ответвлениями оказался в руках будущего крестителя Руси. Главным торговым партнером вместо Халифата стала Византия. Тут-то и пришло время подумать о выборе веры. Ведь в отличие от Святослава, его сын предпочитал вести с Константинополем партнерские взаимовыгодные отношения, основанные не на открытом грабеже, а на экономическом расчете.

Согласно «Большой саге», одним из рекламных агентов христианства в Киеве, где утвердился после междоусобной войны Владимир, и стал будущий король Норвегии Олаф I Трюггвасон.

Он прожил необычную жизнь, полную злоключений и радостей. Родился в начале 960-х годов и приходился правнуком первому королю Норвегии. Его отец — Трюггви погиб в борьбе за власть еще до рождения сына. Беременная Олафом мать — Астрид — была вынуждена бежать из страны в Швецию, а потом в Новгород, где в варяжской дружине, нанятой князем Владимиром для борьбы с Ярополком, служил ее брат Сигурд Эйриксон. Но по пути в Новгород корабль, на котором плыли Астрид с маленьким сыном, захватили пираты из прибалтийского племени эстов — предки нынешних эстонцев. Олаф провел в рабстве у эстов шесть лет, пока его не выкупил Сигурд, случайно увидевший племянника на одном из базаров, где продавали живой товар.

После этого Олаф, которому исполнилось двенадцать, по протекции дяди, попал в дружину князя Владимира. Норвежского «сына полка», отличавшегося храбростью и веселым нравом, любили. Ценил его и сам «конунг Вальдамар», как называли новгородского князя в скандинавских сагах, что, впрочем, не помешало Олафу завести роман с одной из многочисленных жен своего покровителя — Аллогией.