Крестоносцев было всего двенадцать тысяч. Но бьют не числом, а умением. Для взятия Константинополя оказалось в самый раз. Тем более, что Алексей Ангел пообещал всем заплатить дополнительно из казны Византии, а венецианцам в качестве компенсации за давний погром — еще и монополию на торговлю с Востоком. Неожиданной проблемкой оказалось лишь то, что денег в государственных хранилищах обанкротившейся империи не оказалось. Но и ее легко решили. Крестоносцы, увлеченные примером недавнего грабежа Зары, с таким же увлечением набросились на дома и церкви Второго Рима, как называли Константинополь, а Алексею Ангелу оставалось только сбежать из родного города, чтобы в суматохе и ему не дали каким-то тупым предметом по голове, как когда-то в молодости дедушке Дандоло. «Огонь начал распространяться по городу, который вскоре ярко запылал и горел всю ночь и весь следующий день, — радостно рапортовал Жоффруа де Виллардуэн. — В Константинополе это был уже третий пожар с тех пор, как франки и венецианцы пришли на эту землю и в городе сгорело больше домов, чем можно насчитать в любом из трех самых больших городов Французского королевства. Остальная армия, рассыпавшись по городу, набрала множество добычи — так много, что поистине никто не смог бы определить ее количество или ценность. Там были золото и серебро, столовая утварь и драгоценные камни, атлас и шелк, одежда на беличьем и горностаевом меху и вообще все самое лучшее, что только можно отыскать на земле... Такой обильной добычи не брали ни в одном городе со времен сотворения мира».
Слова Виллардуэна полностью подтверждает другой грабитель — Робер де Клари: «Добро это оказалось столь велико (там было столько дорогих сосудов, золотых и серебряных, и вышитых золотом материй, и столько драгоценностей, что это было настоящим чудом), что никогда с тех пор, как сотворен мир, не было видано и захвачено столько… Те самые люди, которым поручено было охранять всю добычу, растаскивали золотые драгоценности, какие хотели, и разворовывали добро; и каждый из богатых людей брал либо золото, либо златотканые материи, либо что ему больше нравилось, и потом все это уносил. Настоящий, справедливый раздел ко благу всего войска никогда не был произведен, а бедным рыцарям и оруженосцам, которые так помогли завоевать это добро, достались лишь серебряные слитки. Остальное же добро, которое было оставлено для раздела, было подло расхищено, как я вам уже об этом рассказывал. Тем не менее венецианцы получили свою часть»…
Кроме всего прочего, венецианцы сперли с Ипподрома четверку бронзовых лошадей и установили их у себя дома на соборе св. Марка, а также парочку мраморных львов, которые до сих пор стоят у входа в военно-морское училище в Венеции. На месте Византийской образовалась Латинская империя, главой которой объявили графа Балдуина Фландрского. Его срочно короновали в соборе св. Софии, причем лжепатриарх Фома, проводивший обряд, тоже в спешке был «избран» из венецианского олигархического рода Морозини. Остатки византийской политической элиты сбежали в Малую Азию. Там в провинциальных владениях Византии образовались сразу два православных царства — Никейское и Трапезундское. На осколках рухнувшей империи надолго воцарился хаос. Греки пытались изгнать латинян и вернуть Константинополь. Латиняне, как могли, отбивались от греков.
Все это самым непосредственным образом отразилось на судьбе далекого Киева. Главным торговым партнером города на Днепре был Константинополь. Путь «из варяг в греки» начинался на Балтике и через Новгород по системе рек и волоков тек через «мать городов русских» в Черное море, заканчиваясь на Босфоре. Все, чем богата была Русь, везли в столицу Византии через Киев — меха, мед, воск для свечей. Пока Византия процветала, система работала, как колесо водяной мельницы — точно и безотказно. Из Руси — сырье. Обратно — вина, дорогие ткани и звонкая монета.