Докиевская Русь

Рассказы об этом гигантском древе и золотой цепи по соседству с ним так поразили воображение древних славян и финнов, внимавших рассказам викингов, что навсегда остались в их народных сказках. Няня Пушкина происходила из родственного эстам племени ижора, в плен к которым попал будущий король Олаф. Ну, думал ли он, что вполне реальная золотая цепь из Упсалы через какую-то крепостную Арину Родионовну перекочует в стихи великого русского поэта, который появится на свет через восемьсот лет(!) после гибели короля-крестителя от рук язычников? Да ни в жизнь! Пушкину останется только убрать лишние детали и перевесить цепь с храма прямо на дуб, пустив по нему ученого кота — персонажа финской мифологии, переносящего души умерших в мир теней. А может, и уже до Пушкина цепь повисла прямо на Мировом Древе, как представляли мироздание и скандинавы, и славяне, и финны — наша летописная Чудь.

Чудеса, да и только! А дальше вас ждет «чудо» о Ярославе, из братоубийцы превратившегося в самого «мудрого» русского князя и строителя Софии Киевской, к которой он, если честно, не имеет НИКАКОГО отношения.

Проходя мимо Софии, еще раз взгляните на ее вызолоченные купола. Золотая цепь на крыше языческого скандинавского капища стала прообразом православного русского обычая покрывать золотом крыши церквей. Цепь из Упсалы словно расплавилась на маковках наших храмов под славянским солнцем.

Но сначала вернемся к отцу Ярослава Мудрого — князю Владимиру.

Битва за Анну и другие подвиги князя Владимира

Если бы не тяга Владимира к сексу, не бывать нам христианами.

Семья византийских императоров. Чтобы стать родственниками правителей Константинополя, русским князьям пришлось изрядно попотеть. Но оно того стоило!

Этнический состав войска, с которым юный новгородский князь Владимир захватил в 980 году Киев, очень напоминал разноплеменную рать его предшественников Олега и Игоря — первых пришельцев из Новгорода, овладевших будущей «матерью городам русским». «Повесть временных лет» описывает эту армию так: «Владимир же собрал воев многих — варягов и словен, чудь и кривичей». За сто лет до этого, по утверждению того же Нестора Летописца, воинство деда Владимира — малолетнего Игоря — состояло из «варягов, чуди, словен, мери, веси и кривичей».

Это был все тот же балтийский коктейль наемников-норманнов, финно-угорских племен и двух северных славянских народцев — кривичей и словен, в земле которых возник Новгород. История в очередной раз повторилась. Вплоть до мелких деталей. Подлинным руководителем похода при младенце Игоре являлся его дядя по матери — «урманин» Олег, а при Владимире — тоже дядя по материнской линии, Добрыня. Разница заключалась только в том, что за пролетевшее столетие имена предводителей очередной завоевательной экспедиции, плывшей из Новгорода по пути «из Варяг в Греки», сменились со скандинавских на славянские. Потомки беспокойного викинга Рюрика успели основательно сродниться с местным населением.

НЕ НУЖНО ЛИШНИХ ВАРЯГОВ. Впрочем, существует версия, что мать князя Владимира принадлежала к варяжскому роду. Якобы ее настоящее имя было Малфрид. Но «Повесть временных лет» называет ее чисто по-славянски Малушей — так, как называл ее любивший эту женщину Святослав. Имя же ее брата, ставшего знаменитым сподвижником Крестителя Руси и прототипом былинного богатыря — Добрыня — говорит само за себя. Из славян он! Не стоит искать варягов там, где их нет. Их и так достаточно в нашей истории. К тому же и гордая полоцкая княжна Рогнеда (а эта точно была норманнкой), отказываясь выйти замуж за Владимира, презрительно называла его «сыном рабыни». В рабство к русам попадали в основном славяне. Так что наш Владимир — сын славян по матери, а по отцу — потомок норманнской династии, выводившей себя от самого бога Одина.

Такое смешанное («неполноценное», в глазах нордической аристократии) происхождение причиняло Владимиру в юности немало неудобств. Но оно же стало причиной, толкавшей потомка раба к признанию своего подлинного равноправия. Подобно Петру I Владимир Святой мог бы сказать: «Знатность по годности считать». Он легко брал на службу самых простых людей, умел понимать психологию низов и испытывал искреннее удовольствие от общения с ними. Этого князя можно упрекнуть в чем угодно, только не в гордыне. Недаром он устраивал за свой счет пиры для всего Киева, а узнав, что дружина ропщет из-за того, что ест деревянными ложками, а не серебряной, подобно князю, приказал всем своим боевым товарищам тоже отлить ложки из серебра. «Золотом и серебром не добуду я себе такой дружины, — сказал Владимир, — а дружиной добуду и золото и серебро».