Докричаться до небес

Он негромко хмыкает, когда я не продолжаю пререкаться, и проводит пальцами по моим волосам. Осторожно снимает невидимки, выкладывая их на столик, и начинает что-то напевать себе под нос. Я не могу разобрать слов, но по неторопливому мурлыканью догадываюсь, что это колыбельная про волчонка, которую ему пела. Про себя повторяю слова, а на последней строчке тюкаюсь лбом ему в живот, перехватываю ладонь, поглаживающую плечо и прижимаю к груди.

— Хочешь, я попрошу принести подушку?

Я мотаю головой, а он снова начинает мурлыкать, поглаживая большим пальцем мои, и останавливается буквально на мгновение, чтобы накрыть меня пледом, принесенным стюардессой.

— Поспи, Ангел.

— А ты?

— Попозже. Хорошо?

— Разбуди меня, если будет неудобно.

— Спи, Малыш.

— Хорошо.

Я устраиваюсь так, чтобы ему тоже было удобно, и закрываю глаза. Без споров и обид. Они ни к чему, да и я не хочу этого сейчас. В принципе, не хочу с ним ругаться. Вообще. Да, не дал сказать. Значит, так сейчас нужно. Ему нужно. А от того, что я не сказала, что люблю, любить меньше не стану. Странная логика, но она что-то устаканила в голове под мерное гудение и негромкое мурлыканье. Волк может быть грубым, но он поет мне колыбельную без слов, а в ней есть строчка… Та самая… Последняя… Он все и так знает…

Его пальцы осторожными прикосновениями ласкают мои волосы, а я сквозь дрёму улыбаюсь. Это состояние между сном и явью, умиротворяющее тепло и ощущение неземного счастья. Рядом с ним я счастлива. Рядом со мной он не боится быть собой. Может, ещё не понял, не осознал до конца, но уже не может по-другому. И когда никто не видит, даже я, Фил сам тянется, пробует на вкус нежные поглаживания, перебирает свои эмоции, пропуская их между пальцев, как прядки моих волос. В нем что-то меняется. Каждый день по капельке, но меняется. Неизменным остаётся одно — я его, и этим сказано все. Только, чем крепче привязывает меня к себе, тем сильнее привязывается сам. Взбрыкивает, когда очередной виток оказывается слишком крепким, выпускает свои иголки и медленно втягивает их обратно, успокоившись. Волка нельзя приручить, нельзя заставить делать что-то против его воли, но как же приятно чувствовать себя той, с кем он может себе позволить мурчать и быть нежным без оглядки. Словно кокон вокруг его сердца потихонечку разматывается и оплетает снова, но уже охватывая меня. Ниточка за ниточкой. Виток за витком. Нашептывая: "Я тебя люблю. Люблю. Люблю…" А мое сердечко отвечает в унисон: "И я люблю. Люблю. Люблю…" Волк и Ангел — парочка из невероятной голливудской сказки, но теперь из истории под названием жизнь.

— Малыш… Малыш… Малыш…

Его голос пробивается через пушистые облака сна, отзывается улыбкой на моих губах, и так не хочется открывать глаза. Я не помню, как заснула, но помню, что ладонь Фила замерла на полпути от плеча к локтю и застыла. В голове, по самому краю сознания, пролетело: "Уснул", и все. А теперь его шепот осторожно будит, и в нем слышно нескрываемое сожаление от того, что будит, и в то же время какой-то восторг. Даже сквозь сон это чувствуется. Я приоткрываю один глаз и, зевая, спрашиваю:

— Мы уже прилетели?

— Нет ещё, Ангел, но нам нужно встать.

— Что-то случилось?

А он мотает головой и улыбается. Как на фотографии из детства.

— Мы выиграли миллион?

— Лучше, Малыш. Это гораздо лучше денег, но без тебя я никуда не пойду.

— Да? — мысли в голове вообще отказываются собираться в кучу, но я поднимаюсь, кое-как напяливаю на себя сапоги и прошу Фила достать куртку.

Только он встает, выходит в проход и протягивает мне ладонь:

— Без курток.

— Ну ладно.

Мы идём к шторке, у которой нас, как оказалось, ждёт стюардесса, и она прижимает палец к губам. Спросонья все это воспринимается вдвойне важным и ни разу не загадочным, но я киваю и топаю дальше к двери.

— Сергей Игнатьевич?

— Да-да, София, проходите. Костя, уступишь место?

Сперва у меня перед глазами маячила только спина Фила, потом форменная рубашка и галстук, а затем и она сместилась куда-то в сторону, открывая россыпь приборов и над ними бескрайнее небо.

— Садись, Малыш.

— Я… Это… — я тру глаза, пока меня усаживают, и, осознав, что сейчас нахожусь в кресле второго пилота, оборачиваюсь к Филу. — Я… Э-э-э…

— Кайфово, да? — улыбается он.

— Ить… А… О! — вместо слов.

Удивление, восторг и страх задеть что-нибудь замешали в миксере и запустили мне под кожу одним махом. Я вжалась в спинку кресла, осматриваясь с открытым ртом: приборы, лампочки, индикаторы, штурвал и снова приборы, лампочки, индикаторы. И небо. Маленький кусочек, проплывающий за стеклом иллюминатора в салоне, не шел в сравнение с той красотой, что простиралась передо мной. Казалось, что стоит только протянуть руку, и я смогу потрогать сами облака, зачерпнуть их ладошкой и наконец узнать, что они из себя представляют на самом деле.

— Хотите порулить? — усатый мужчина слева добродушно рассмеялся, когда я испуганно замотала головой. Ещё не хватало угробить всех пассажиров и убиться самой. — Не переживайте. Ничего сложного в этом нет. Возьмите штурвал.