Доктор

Теперь таких докторов НЕ БЫВАЕТ. Я легко ловлю себя на том, что употребляю готовую формулу, с детства казавшуюся мне смешной: мол (с "трезвой" ухмылкой), всегда всё было - так же, одинаково, не лучше... Я себя легко ловлю и легко отпускаю: с высоты сегодняшнего опыта формула "теперь не бывает" кажется мне и справедливой, и правильной - выражающей. Значит, не бывает... Не то, чтобы тетка всех вылечивала... Как раз насчет медицины заблуждений у нее было меньше всего. Не столько она считала, что всем можно помочь, сколько - что всем н у ж н о. Она хорошо знала не в словах, не наукой, а вот тем самым... что помочь н е ч е м, а тогда, если уж есть хоть немножко ч е м помочь, то вы могли быть уверены, что она сделает в с ё. Вот эта неспособность сделать хотя и чуть-чуть НЕ ВСЁ и эта потребность сделать именно СОВСЕМ ВСЁ, что возможно,- этот императив и был сутью "старых докторов, каких теперь не бывает" и каким она, последняя, была. И было это вызывающе просто. Например, если ты простужен, она спросит, хорошо ли ты спишь, ты удивишься: при чем тут сон? - она скажет: кто плохо спит - тот зябнет, кто зябнет - тот простужается. Она даст тебе снотворное от простуды (аллергия всё еще была выдумкой капиталистического мира), а тебе вдруг так ласково и счастливо станет от этого забытого темпа русской речи и русских слов: зя-бнет... Что - всё правильно, всё в порядке, всё впереди... померещится небывалое утро с серым небом и белым снегом, температурное счастье, кто-то под окном на лошадке проехал, кудрявится из трубы дым... Скажешь, нервы шалят, что-нибудь, тетя, от нервов бы... Она глянет ледяно и проговорит: возьми себя в руки, ничего от нервов нет. А однажды, ты и не попросишь ничего, сунет в руки справку об освобождении: видела, ты вчера вечером курил на кухне - отдохнуть тебе надо.

И если бы некий наблюдательный интеллектуал сформулировал бы, хотя бы вот так, ей ее же - она не поймет: о чем это ты? - пожмет плечами Она не знает механизмов опыта! Как она входит к больному!.. никаким самообладанием не совершишь над собой такой перемены! она - просто меняется, и всё. Ничего, кроме легкости и ровности,- ни восьмидесяти лет, ни молодого красавца мужа, ни тысяч сопливых, синих, потных, жалких, дышащих в лицо больных - никакого опыта, ни профессионального, ни личного, ни тени налета ее самой: со своей жизнью, охотной жизнью. Как она дает больному пожаловаться! она утвердительно спросит: очень болит? Именно - ОЧЕНЬ. Никаких "ничего" или "пройдет" она не скажет. В этот миг только двое во всем мире знают, как болит: больной и она. Они - избранные боли. Чуть ли не гордится больной после ее ухода своею посвященностью. Никогда в жизни не видать мне больше такой способности к у ч а с т и ю. Зачета по участию не сдают в медвузе. Тетка проявляла участие мгновенно, в ту же секунду отрешаясь навсегда от своей старости и боли: стоило ей обернуться и увидеть твое лицо, если ты и впрямь был болен,- со скоростью света на тебя проливалось ее участие, то есть полное отсутствие участвующего и полное чувство, как тебе, каково. Эта изумительная способность, лишенная чего бы то ни было, кроме самой себя, сочувствие в чистом виде стало для меня Суть доктора. Имя врача. И никакой фальши, ничего наигранного, никаких мхатовских "батенек" и "голубчиков" (хотя она свято верила во МХАТ и, когда его "давали" по телевизору, усаживалась в кресло с готовым выражением удовлетворения, которое, не правда ли, Димочка, ничто современное уже не может принести... ах, Качалов-Мачалов! Тарасова - идеал красоты... при слове "Анна" поправляется дрожащей рукой пышная прическа...).