Доктор. 2.

– Благодарность. Давайте начнём с малого. Заводите тетрадку. В неё каждое утро записываете не менее семи пунктов, в связи с которыми вы испытываете благодарность. Например, родителям. Если вам есть за что им быть благодарными. Либо – близким людям, поддерживающим вас всегда.

Бахтин заинтересованно кивает.

– Два условия, – продолжает собеседник. – Первое, благодарность должна быть осознанной. Вы действительно должны быть благодарны и понимать, почему. Второе, не отталкивайте от себя «эмоциональное тепло», когда будете прописывать это. Кстати, это утром – не менее семи пунктов. И потом в течение дня – каждый раз, когда что-то вспомните. Через неделю придёте ко мне с этой тетрадкой, вместе почитаем.

– Это поможет? – немного расслабившись, спрашивает Бахтин.

Конечно, – улыбается собеседник. – Благодарность является самым универсальным инструментом против страха. Любого. Но чем я вам сейчас буду что-то доказывать либо физиологию объяснять, давайте лучше попробуем начать прямо сейчас? Вот вам лист и ручка. Потом можете забрать с собой. Я сейчас выйду на десять минут, потом вернусь. И продолжим эту беседу.

Глава 16

Когда приезжаем к родителям Лены, на площадке застаём Вовика и Аселю, играющих в теннис. Лена вопросительно смотрит на меня, но я корчу такую рожу, что её вопрос умирает, не успев родиться.

Увидев Лену, Асель с видимым удовольствием потягивается и говорит, вручая ей свою ракетку:

— Сестра, кажется, ты хотела сыграть!

Через минуту Лена с Вовиком увлеченно прыгают вокруг стола, а мы с Аселей идём на кухню готовить.

— Где родители? – спрашиваю, помогая Аселе доставать чашки из шкафа. – И где сидеть будем?

– Да они у себя в комнате. Сидеть, наверное, в беседке на улице будем.

— А то я родителей на балконе не видел, когда мы заходили.

– Сидели там весь вечер. Когда вы подъехали, зашли внутрь. Видимо, переодеться, чтоб вниз спуститься. Так... Я режу колбасу и прочее, а ты завариваешь чай, годится? — интересуется Асель. И через секунду издаёт полный отчаяния вопль, – Шеше-е-е-ен... у нас хлеба нет!

— Не нервничай раньше времени. Кефир есть?

– Да, вот, – Асель растерянно протягивает мне большой пакет с кефиром.

– Ну, про муку не спрашиваю, у тебя сто процентов должна быть...

– Есть и мука, -- с видом узника концлагеря и с затаённой надеждой в голосе отвечает Асель.

– Если в доме нет хлеба, но есть мука и кефир, значит, хлеб в доме всё-таки есть, – назидательно поднимаю палец. – Десять минут дай, сейчас булок наделаем.

– Каких? – зависает в прострации на секунду Асель. – У нас с тобой минут пятнадцать, чтоб на стол подать! Какие булки?

– Ха, учись, женщина... – И на её глазах за полторы минуты делаю тесто номер один, благо, духовка на этой кухне тоже разогревается за минуту. Надо будет и себе такую плиту купить, когда разбогатею...

Когда через семь минут я достаю из духовки противень с румяными горячими булками, глаза Асели по ширине почти равняются моим и приятно радуют моё самолюбие.

Лена, наблюдая эту картину через стекло террасы снаружи, машет мне рукой и заходит к нам.

– Доиграли? – недовольно спрашивает её Асель, не оборачиваясь.

– А то, моя взяла! – и Лена привычно припечатывает Аселю ладонью чуть ниже спины. Асель, как обычно, взвизгивает чуть не ультразвуком:

– Вот дура! Ну сколько можно?! Ну почему ты за столько лет не поумнеешь?!

– Хе-хе, ну прости, мать, не удержалась, – бросает Лена без тени раскаяния, – ты просто так уверенно наезжала на моего вначале по поводу булок, что это тебе в качестве наказания.

– А как ты это делал? – задумчиво спрашивает Асель, дожёвывая одну из булок, взятую с противня.

И я в очередной раз объясняю про стакан муки, полстакана кефира и треть чайной ложки соды. И семь минут при двухста двадцати градусах.

– Кстати, эта духовка ещё и влажность регулирует, видишь? – показываю Аселе регулятор влажности и резервуар, куда полагается заливать воду. – Тут можно вообще за пять минут спечь. На двухста пятидесяти градусах.

– Герой! – Ленина ладонь звучно припечатывает моё плечо. – Жрать спортсменам когда дадите? Я проголодалась...

_________

Про торт-мороженое мы благополучно забыли, и он добросовестно лежал в машине полчаса... Хорошо, не успел растаять.

Я давно заметил: когда Лена и Асель находятся за столом с кем-то более старшим, они являются просто образцом заботливых вторых половин: даже чай себе самому наливать не приходится.

Меня от этой мысли почему-то начинает душить смех, и я шепчу на ухо Лене:

– Так и быть, не буду сейчас при всех говорить кто у нас готовит и посуду моет обычно.

– Тс-с-с-с, не вз-з-з-з-думай, – не разжимая губ, шепчет Лена, и чувствительно задвигает локоть мне в рёбра. – Задушу-уу. Ночью... – и далее, ничуть не стесняясь, поднимает тему, за которую я готов прямо здесь сделать с ней то, что она сама регулярно проделывает с Аселей. Когда та потом визжит ультразвуком. – Батя, Саша говорит, ты ему пять лямов не дал?