После тренировки идём ужинать вчетвером – с Сергеевичем и Вовиком, и под конец вечера Сергеевич уже сам набирает какой-то номер, отойдя в сторону и стыдливо развернувшись лицом в угол:
– Извини. Был не прав.
– …
– Да, еду домой.
– …
– Конечно. Приезжай, жду.
Затем подходим к нам и, потирая руки, смотрит по очереди на Вовика и Лену:
– Мне надо срочно домой. Кто отвезёт?
– Я, – отодвигает Вовика Лена. – Я и езжу быстрее, и машина у меня лучше. И своя, я над ней не трясусь.
– Вот именно, – обижается в ответ Вовик. – Машина чужая, и я её так убивать, как ты, не могу.
Лена молча показывает Вовику язык, берёт меня и Сергеевича за руки и, как детей в садике, ведёт в машину.
Дома Лена засыпает минуты за три прямо на диванчике в старой спальне, сонно бормоча мне:
– Мелкий, я тебя люблю, но супружеский долг утром. Умоляю.
Накрываю её одеялом – уже прохладно, а окна держим открытыми.
Сам иду на кухню.
Учу атлас, читаю кое-что по генетике, когда раздаётся звонок в дверь.
Чертыхаясь, бросаюсь к двери: если позвонят ещё раз, могут разбудить Лену. Надо было вообще выключить звонок – всё равно я никого не жду.
На пороге стоит трезвый и абсолютно нормальный Сериков.
– Можно войти?
– Что тебе у меня нужно? – как можно нейтральнее спрашиваю, не освобождая проход.
– Ты разве не в курсе, что мой батя стоял на дистрибуции «травы» в регионе? Сейчас, когда его закрыли, на маманю наехали… Раньше он «наверх» всегда доляху засылал, порой даже из своих, не дожидаясь реализации… А сейчас платёж просрочили… Могу войти посоветоваться? Ты тип крутой – может, что и присоветуешь толком…
Не скажу, что ошеломлён, но удивить меня у Серого получилось.
– Ладно, проходи, – подвигаюсь в сторону, давая Серому пройти и закрывая за ним дверь. – Разуйся тут, иди вон на свет в кухню.
Закрываю за Серым двери и догоняю его в кухне, где он тяжело плюхается прямо за стол и, налив себе в первый попавшийся под руку стакан заварки из заварника, выпивает всё залпом.
– Может, тебе чаю? – спрашиваю нейтрально, наблюдая, как он тянется к заварнику повторно.
– Не надо – так хорошо, – в перерыве между глотками говорит он. – Я люблю покрепче, и сейчас жарко, холодный сойдёт.
– Не так и жарко, но смотри… моё дело предложить. Говорим тихо – у меня люди спят, чтоб не разбудить, – рассказывай.
– В общем, спасибо тебе, – косится Серый на меня, – нас загребли на анализ.
– Если ты с претензиями – давай сразу прощаться.
– Всё-всё, – Серый поднимает руки перед собой. – Я по инерции, пардон. Как анализы откатали, я жду мать: полиция её известить должна и меня ей на руки выдать. А дозвониться до неё не могут. Уже время вышло, которое они могут меня держать, а мать им всё не перезванивает. Они уже не знают, что со мной делать: и держать нельзя, и на руки матери отдать не могут. В общем, дед, отец отца за мной заехал. Ну, и батю там ещё помнят, пошли навстречу…
Серый тяжело вздыхает, отпивает из стакана ещё заварки и продолжает:
– Дед меня до дома довёз, потом высадил и к нам подниматься не стал.
– Что так?
– С маманей не хотел встречаться – у них свои тёрки. Вернее, с её родителями, но тебе оно не надо…
– Как скажешь.
– Стессель, не язви. Пожалуйста, – Сериков тяжело смотрит на меня исподлобья.
– Хорошо. Извини. Дальше?
– Поднимаюсь, открываю своим ключом. Маманя в зале в трансе, коньячелы литр почти пустой, она как зомби – в кресле сидит, встать не может. Только приговаривает: «Что же будет, что же будет». Попытался её привести в чувство – голый номер. Уложил спать. Еле нашёл её мобил – в ванной валялся. В эсэмэсках – ничего военного. Стал звонки смотреть. А там только один входящий за сегодня – от начальства. Значит, это оно.
Сериков допивает заварку из заварника, трясёт его ещё несколько секунд, пока не соображает, что заварник пуст, после чего просит меня: