Доктор Ахтин. Бездна

— Аминь! — снова эхом звучит многоголосый хор верующих.

В этом хоре нет всего лишь одного голоса. Мой рот закрыт. В голове пульсирует мысль. Убийца с больным мозгом на моих глазах получает таинство крещения, а, значит, Пророк ему доверяет. Наверное, это хорошо для Валентина (или для Агафона), но плохо для нас. Поэтому я думаю о том, что мне надо какое-нибудь оружие, чтобы я смог защитить себя.

11.

Виктор молчит, словно ничего не произошло. Неподвижный взгляд, брови нахмурены, губы сжаты, но он никак не комментирует обряд крещения Валентина. Мы в своей пещере, и мне кажется, что таким образом Пророк пытается изолировать нас от остальной части стада. Охранником у нас, по-прежнему, Архип — бессловесный страж, который, тем не менее, кое-кого пропускает. Думаю, что не просто так.

Женщина. Фигуру скрывает бесформенный балахон, повязанный веревкой. На голове платок. Руки суетливо перебирают конец веревки. Судя по лицу, она еще достаточно молода. В глазах страх, но я вижу, что она боится не меня.

— Что беспокоит? — задаю я обычный вопрос, понимая, что она пришла за медицинской помощью. В последние дни, я оказываю такую помощь всем, кто приходит ко мне: примерно, по два пациента от молитвы до молитвы.

Она медлит с ответом, словно не решается сказать свою тайну.

— Больно, когда по маленькому хожу, — наконец-то, тихим голосом сообщает она.

— Давно беспокоит?

Она пожимает плечами и не отвечает.

— Дай мне руку, — говорю я.

Она испугана. Затем страх сменяется удивлением. Она протягивает руку, и, глядя в глаза, я улыбкой пытаюсь успокоить её. Я чувствую тепло её ладони, и вижу причину страха. И причину боли.

Мне грустно. Женщине всего около тридцати лет, которые прожиты в невежестве и покорности. Рожденная в многодетной семье, она с малолетства работала и молилась. Живя в страхе согрешить, она не смогла справиться со своим молодым и здоровым телом. Она уверена, что боль — это наказание за грех. Она боится не меня, а себя. Желание избавится от боли, которое заставляет её прийти ко мне — вот что пугает её. Молитвы не помогают, когда приближается время идти в отхожее место. Боль, разрывающая низ живота, как указующий перст Бога: согрешила, и теперь будешь вечно мучиться. Избавление от боли еще больший грех, потому что посмела пойти против воли Господа.

Я улыбаюсь. Разжав пальцы, я отпускаю руку женщины и говорю:

— Клюква. По одной горсти три раза в день.

Она недоверчиво смотрит на меня.

— Бог не только наказывает, но и указывает путь к спасению. Он дает нам плоды, которые облегчают боль, тем самым прощая нас. Потому что, вопреки всему, Он нас любит.

В глазах женщины появляются слезы. Она склоняет голову, еле слышно шепчет слова благодарности, и быстрыми шагами убегает.

Через минуту Виктор спрашивает:

— Что это было?

Я понимаю, что он имеет в виду. Мои слова о любящем Боге, а не женщина с циститом.

— Я сказал ей то, что она обязательно услышит. Иногда слово лечит лучше, чем любое лекарственное средство.

— Ты говорил почти как Проповедник.

— Эти слова за последние тысячелетия сказаны несчетное количество раз. Кому-то они помогают.

Вздохнув, я смотрю на Виктора. Он всё еще сумрачен, но теперь готов говорить.

— Как думаешь, что Валентин сказал Пророку про нас?

Виктор морщится. Мой вопрос попал в точку. Он об этом и думал.

— Хотелось бы надеяться, что ничего, но… наверняка, наплел про нас с три короба. Хотя, вроде бы ничего плохого я ему не сделал. Да и ты тоже.

— Он болен, — говорю я, — у него мозг разрушается, поэтому, даже если мы ничего плохого ему не сделали, он придумает то, чего не было. А придумав, поверит сам и преподнесет Пророку, как единственно возможную правду.

Виктор не пытается выяснить, чем болен Валентин. Он смотрит на меня, словно ждет, что я скажу.

— Будь начеку. Думаю, что ничего хорошего нас не ждет.

Я поворачиваю голову на звук шагов. Толстый мужик в грязной телогрейке. Из-за густой бороды на лице видны только глаза и лоб. Кашлянув, он неуверенно спрашивает, глядя на меня:

— Говорят, ты доктор?

— Да.

— Болит у меня, вот тут, — он показывает рукой на правый бок, — иногда так сильно, что прямо хоть на стену лезь.

Я делаю шаг, приблизившись к мужику. Правой рукой поворачиваю его голову так, чтобы свет от факела освещал глаза. Я вижу желтизну, но главное то, что я чувствую руками. Знаю причину, и понимаю, что ничем не смогу ему помочь. Злокачественная опухоль в печени и асцит. Всё уже настолько запущенно, что помочь невозможно. Поэтому, покачав головой, я отвожу глаза и говорю:

— Ничем не могу помочь.

Мужик хмурится.

— А говорили, что ты доктор. Говорили, что поможешь.

— Бог тебе поможет.

Мужик плюет себе под ноги и уходит, еле слышно бормоча проклятия. Думаю, что на этом прием пациентов закончится.

Я сажусь на лапник рядом с Виктором. Возможно, он захочет продолжить наш разговор. Так и происходит.

— Я хочу выбраться отсюда.

Виктор говорит тихим шепотом. Он смотрит прямо перед собой. Он говорит то, что думает: