Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы

Зазвонил школьный звонок, и вместе с другими детьми она вошла в здание школы. Мистер Барнс ждал у дверей классной комнаты, которая служила всем ученикам от 1-го до 6-го класса. Когда погруженная в свои мысли Эди проходила мимо него, он спросил:

— Почему ты такая задумчивая, Эди? Что тебя беспокоит?

— Ну, — ответила она, запинаясь, — какое-то время я думала о вас. Сейчас — о мистере Тризе.

— Да, конечно, — кивнул мистер Барнс. — Значит, и до тебя дошли слухи.

Все дети уже прошли мимо них в класс, они остались одни, поэтому Эди сказала:

— Мистер Барнс, разве вы не думаете, что вы должны прекратить делать то, что вы делаете с моей мамой? Билл говорит, что это плохо, а он знает.

Школьный учитель побагровел и изменился в лице, но ничего не сказал. Вместо этого он отошел от нее, вошел в комнату и подошел к своему столу, все еще красный как рак.

Я что-нибудь не то сказала? — спросила себя Эди. Он разозлился на меня? Может быть, он заставит меня остаться после уроков и накажет, а может быть, он расскажет маме, и она меня отшлепает.

Чувствуя себя обескураженной, она села и открыла потрепанную, но бесценную хрупкую книгу без обложки, историю о Белоснежке, которую они должны были сегодня читать.

Лежа в сырых опавших листьях в тени древних дубов, Бонни Келлер обнимала мистера Барнса и думала, что, возможно, она делает это в последний раз. Она скучала, Хэл Барнс трусил, а богатый опыт подсказывал ей, что такое сочетание бывает фатальным.

— Хорошо, — прошептала она, — допустим, Эди знает. Но на своем детском уровне, фактически ничего не понимая.

— Она знает, что это плохо, — ответил Барнс.

Бонни вздохнула.

— Где она сейчас? — спросил Барнс.

— За тем большим деревом. Подглядывает.

Хэл Барнс вскочил на ноги как ужаленный. Он заметался, вытаращив глаза, затем по мере того, как до него доходила правда, начал понемногу успокаиваться.

— Ты и твои злые шутки! — проворчал он.

Однако он не вернулся к ней, а стоял в некотором отдалении, мрачный и сосредоточенный.

— Правда, где она сейчас?

— Отправилась на ранчо Джека Триза.

— Но… — Он сделал выразительный жест. — Триз сумасшедший. Не случится ли… не опасно ли это?

— Она ходит туда только для того, чтобы играть с Терри, с этой красноречивой собакой. — Бонни села и стала вытряхивать из волос лиственную труху. — И я не думаю, что Триз там. Последний раз кто-то видел Бруно…

— Бруно? — повторил Барнс, подозрительно взглянув на нее.

— Я хотела сказать — Джека. — Ее сердце бешено застучало.

— Он как-то сказал, что несет ответственность за устройства, взорвавшиеся в верхних слоях атмосферы в тысяча девятьсот семьдесят втором году, — продолжал Барнс, испытующе глядя на нее.

Она ждала, чувствуя бешеное биение сердца. Тайна должна была выйти наружу рано или поздно.

— Он сумасшедший, — напомнила она, — так ведь? Он верит, что…

— Он верит, — сказал Хэл Барнс, — что он Бруно Блутгельд. Правильно?

Бонни пожала плечами:

— Да, среди прочего.

— Он и есть Бруно Блутгельд, не так ли? Об этом знаешь ты, Стокстилл, этот негр…

— Нет, негр не знает, — сказала она, — и прекрати называть его «этот негр». Его зовут Стюарт Макконти. Я говорила о нем с Эндрю, и он считает Стюарта очень симпатичной, интеллигентной, полной жизни и энтузиазма личностью.

Барнс сказал:

— Итак, доктор Блутгельд не погиб во время Катастрофы. Он явился сюда. Он был здесь все это время, жил среди нас — человек, больше всего виноватый в том, что произошло.

— Пойди и убей его, — сказала Бонни.

Барнс фыркнул.

— Я не шучу, — сказала Бонни, — мне теперь все равно. Если честно — я бы хотела, чтобы ты убил его.

Вот был бы поступок, достойный настоящего мужчины, подумала она. Хоть какое-нибудь разнообразие.

— Почему ты пыталась защитить его?

— Не знаю. — Ей не хотелось продолжать разговор на эту тему. — Давай вернемся в город.

Его общество утомляло ее, и она снова начала думать о Стюарте Макконти.

— У меня нет сигарет, — сказала она, — поэтому ты можешь довезти меня до табачной фабрики.

Она подошла к привязанной к дереву лошади Барнса, благодушно щипавшей высокую траву.

— Черномазый, — проговорил Барнс с горечью, — теперь ты собираешься переспать с ним. Я, конечно, безумно счастлив.

— Сноб, — сказала она. — К тому же ты боишься продолжать нашу связь, ты ведь хочешь покончить с этим. Что ж, когда ты в следующий раз встретишь Эди, можешь честно сказать ей: мы с твоей мамой не делаем ничего плохого и постыдного. Честное благородное слово. Так?

Она вскочила в седло, подобрала вожжи и ждала.

— Поехали, Хэл, — сказала она.

В небе сверкнула вспышка.

Лошадь рванулась, и Бонни соскользнула с нее, упала и покатилась, скользя, в заросли дубовой рощи. Бруно, подумала она, может ли такое случиться на самом деле? Она лежала, обхватив голову, плача от боли. Какая-то ветка сильно хлестнула ее по голове; кровь сочилась сквозь пальцы и стекала к запястью. Барнс уже стоял возле нее на коленях, он приподнял ее и повернул.