Кроме того, вроде бы никто больше не ел крыс. Возможно, где-то можно было достать куда более приличную пищу, но где именно ему известно не было; да и потом ему было как-то больше по сердцу пробавляться тем, чем брезговали другие. Возможно, с воздуха сбрасывали сухие пайки, возможно банки с консервами приземлились рано утром, когда он еще спал, и их собрали другие. Вот уже несколько дней им владело гнетущее и все крепнущее ощущение того, что где-то что-то раздается бесплатно — возможно прямо среди бела дня — кому угодно, только не ему. «Не везет, так не везет, — сказал он себе, и почувствовал, как портится настроение. Даже съеденная только что крыса уже не казалась ему таким деликатесом, как раньше.
У прячущегося на протяжении этих последних пяти дней здесь в подвале на Сидар-стрит Стюарта было достаточно времени подумать о себе, и он понял, что ему всегда было трудно понять, что делают другие. Ему требовались неимоверные усилия, чтобы поступать так же, как остальные, стараться быть похожим на окружающих. Причем это никак не было связано с цветом его кожи, поскольку у него возникали одинаковые проблемы как с неграми, так и с белыми. Это не было асоциальностью в общепринятом смысле слова, это было нечто гораздо более глубокое. Например, Кен, лежащий напротив умирающий мужчина. Стюарт никак не мог понять его, будто их разделяла невидимая стена. Возможно, дело было в том, что Кен умирал, а он — нет. Может, именно поэтому между ними и возник непреодолимый барьер. Теперь люди явно разделились на два лагеря: на людей, которые с каждой минутой становились все слабее и слабее, которые медленно умирали, и на людей вроде него самого, которые были способны выжить. И между ними просто не могло быть никакого взаимопонимания, поскольку они принадлежали к совершенно разным мирам.
Тем не менее, в их отношениях с Кеном дело было не только в этом. Было что-то еще, все та же старая проблема, которую бомбежка не породила, а всего лишь вывела на поверхность. Теперь разделяющая их пропасть стала гораздо шире, стало очевидно, что он совершенно не понимает смысла большей части происходящего вокруг… например, он размышлял о ежегодных визитах в управление дорожной полиции для продления водительских прав. Лежа на бетонном полу подвала, он все больше и больше убеждался в том, что у остальных людей была веская причина для посещения управления дорожной полиции на Сакраменто-стрит, а он тащился туда лишь потому, что так поступали другие, как малое дитя плетется за взрослыми. А теперь больше не за кем было плестись, он был совсем один. И поэтому ему не с кого было брать пример, а сам он не мог выработать линии своего поведения, не мог строить планы на будущее.
Так что он просто ждал, скрашивая ожидание мыслями о прилетавшем недавно вертолете, о странных фигурах на улице, а больше всего о том, в самом деле он козел, или нет.
А потом ему в голову вдруг пришла мысль Он вспомнил, что видел Хоппи Харрингтона в трансе, в забегаловке Фреда. Хоппи видел его, Стюарта Маккончи, жрущего крысу, просто с тех пор случилось столько всего страшного, что Стюарт забыл об этом. Так значит, калека видел вовсе никакую не загробную жизнь, а то, что случилось сегодня!
«Черт бы побрал проклятого урода, — выругался про себя Стюарт, ковыряя в зубах. Он всех нас обвел вокруг пальца.
Просто удивительно, насколько же люди легковерны, — подумал Маккончи. — А ведь мы поверили ему, возможно из-за его уродства… то, что он рассказывал, казалось более правдивым из-за его внешнего вида. Сейчас-то он, скорее всего, уже мертв, лежит заваленный в подвале магазина. Ну хоть одно хорошее дело сделала эта война: уничтожила всех уродов. Но потом он сообразил: да ведь она и создала целую кучу новых! Теперь уроды будут топтать землю еще миллион лет. Настоящий блутгельдовский рай. Вот уж кто наверное рад-радешенек. Добился-таки своих ядерных испытаний».
Тут Кен пошевелился и пробормотал:
— Слушай, будь добр, сползай на ту сторону улицы. Вон там труп валяется. Вдруг у него в карманах курево завалялось.
Курево, — подумал Стюарт. Скорее всего, там еще и бумажник, набитый деньгами. Он проследил за взглядом умирающего и, конечно же, среди развалин дома на противоположной стороне улицы увидел труп женщины. Пульс у него сразу участился, поскольку Стюарт мгновенно заметил возле трупа пухлую дамскую сумочку.
Кен устало произнес:
— Да брось ты эти деньги, Стюарт. Это просто какая-то навязчивая идея, символ Бог знает чего. — Когда Стюарт выбрался из подвала, Кен крикнул ему вдогонку: — Символ общества изобилия. — Он закашлялся, его вырвало, но он все же ухитрился добавить: — А его больше нет.
Да пошел ты, — подумал Стюарт, переползая на другую сторону улицы к заветной сумочке. И конечно же, открыв ее, он обнаружил толстую пачку банкнот — долларовых, пятерок, и даже двадцатку. Кроме того, в сумочке оказалась шоколадка, которую он тоже забрал, но, ползя обратно в подвал, он вдруг сообразил, что шоколадка может быть радиоактивной, и выкинул ее.
— Сигареты нашел? — спросил Кен, когда Маккончи вернулся.