Доктор Боб и славные ветераны

На своем письменном столе доктор Боб держал табличку с определением смирения: «Постоянный покой в сердце. Это означает не поддаваться тревогам и волнениям. Это значит не быть раздраженным или сердитым, злым или недовольным; не удивляться ничему, что делается для меня, и понимать, что ничего не делается против меня. Это значит оставаться спокойным и когда меня никто не хвалит, и когда меня ругают или презирают, иметь благословенный дом в своей душе, куда я могу войти, захлопнуть дверь и преклонить колени перед моим Отцом втайне, и обрести покой, как в глубоком море спокойствия, когда всюду вокруг бушуют беды и тревоги».

Характер доктора Боба, без сомнения, имел сильное влияние на стиль проведения местных собраний. По мнению Боба Е. из Акрона, одним из очень существенных различий между Акроном и Нью–Йорком, а также Акроном и Кливлендом было то, что «мы не рассказывали о своих историях пьянства на собраниях в то время. В этом не было необходимости. Спонсор каждого человека и доктор Боб знали детали. Честно говоря, мы думали, что это наше собственное дело, и никого не касается. Кроме того, мы уже знали, что такое пьянство. А вот что мы действительно хотели узнать, так это как стать трезвым и как оставаться трезвым.

Билл предпочитал, чтобы АА–евец признал себя алкоголиком и рассказал о том, как он стал алкоголиком, — говорит Боб Е. — И эта идея действительно привлекала людей и позволяла движению расти.

Когда начался этот процесс признания себя алкоголиком, у нас ушло какое‑то время на то, чтобы к этому привыкнуть, — рассказывает Боб Е. — Я вспоминаю, как‑то раз у нас было собрание в Королевской школе. Некоторые люди приехали из Кливленда. Они хлопали в ладоши, аплодировали и создавали много шума. Нам это казалось странным и обидным. Постепенно мы открывались, благодаря настойчивому влиянию Билла, но все равно нам все это не нравилось, особенно когда люди, увлеченные рассказом, превращали свои истории в настоящие сенсации».

Практически все помнят, что у доктора Боба и Анны были «постоянные» места — довольно далеко сзади, сбоку, и Анна сидела с краю, у прохода. «Я входил в дверь и уже знал, где будет сидеть Билл В. Х., и куда сядут Уолли Г., Этел М. и доктор Боб, — говорит один из ветеранов. (Этел и Ролло М., оба алкоголики, пришли в АА в 1941 году.) — У них у всех были свои места. Никому бы даже в голову не пришло сесть на их места».

Выступавшие не всегда выбирались заранее, по рассказу Нормана У. Он вспоминает, как доктор Боб сказал одному парню:

— Джордж, на этой неделе твоя очередь.

— Но я абсолютно не готов, — ответил тот.

— Но ты же не готовился к тому, чтобы напиться, — сказал доктор Боб. — Давай, вставай и говори.

Большинство ветеранов соглашались с тем, что доктор Боб обычно делал какие‑нибудь комментарии на каждом собрании — и только потому, что ведущий просил его об этом, а не потому, что он хотел этого сам. «Они были краткими, но всегда по делу», — говорит один из них. Джон Р. рассказывает, что он слышал последнее выступление доктора Боба в Кливленде, и в нем не было ни слова, противоречившего тому, что Джон уже слышал, когда доктор Боб повторял их снова и снова на обычных собраниях группы в Королевской школе.

Все отмечали, что за исключением выступления в Детройте в 1948 году, доктор Боб говорил очень коротко. Часто цитировали их с Анной слова: «Если вы выступаете больше, чем 15 минут, вы начнете повторять самого себя», — или: «После 15 минут уже невозможно спасти чьи‑то души».

Одна история рассказывает, что когда доктора Боба пригласили выступить на одном из собраний вне Акрона, он встал и сказал, что самые великие речи в мире были краткими. К примеру, и Нагорная Проповедь, и Геттесбургская Речь заняли менее пяти минут. «Имея это в виду, — сказал он, — я тоже собираюсь произнести краткую речь. Кстати, я ее уже произнес».

И он сел.

«Он очень спокойно выступал, и его выступления доставляли удовольствие, — говорит Эд Б., акронский ветеран. — Иногда он мог указать на что‑то пальцем, или развести руками, но жестикулировал он мало. И всегда надевал костюм и галстук на собрания. Когда он приходил на собрание АА, он был просто одним из алкоголиков. Он не был доктором, или кем‑то в этом роде».

В своих комментариях «он всегда находил какую‑нибудь важную мысль в том, о чем рассказывал выступающий, — по рассказу Эда. — Он делал это для того, чтобы так или иначе подбодрить его. Он никогда не говорил много о своем собственном пьянстве».

Эд также отметил, что доктор Боб выступал на многих собраниях в районе: «Когда у нас был какой‑нибудь юбилей, мы хотели, чтобы доктор Боб на нем присутствовал, и он никогда нам не отказывал». Эд полагал, что нежелание доктора Боба выступать на больших собраниях можно было объяснить как его нелюбовью к тому, чтобы его считали важной шишкой, так и его скромностью.