Доктор болен

— Писать все нелегко, — сказал художник. В его голосе слышалось индюшачье кулдыканье. — Поверьте мне на слово, живопись — абсолютный ад. Поэтому я ей занимаюсь.

— А кто из современных художников больше всего вам нравится? — спросил Эдвин.

— Очень немногие. Поистине, очень и очень немногие. Шагал, пожалуй. Дон Кингмен, пожалуй. Еще один-другой. — Вид у него был мрачный.

— Не имеет значения, — вставила Шейла. — Не надо так волноваться. Все будет в полном порядке. — Она ободряюще улыбнулась ему, похлопала по руке. Он был в очень тесных штанах. — Найджел, — сказала она, — действительно очень хороший художник. Когда ты поправишься, обязательно должен увидеть некоторые его вещи. Очень эффектные.

— Не произноси это слово, — рявкнул Найджел. — Они не эффектные. Самое что ни на есть распроклятое слово, какое можно подобрать. — Он повысил голос. «Опять шум», — вздохнул про себя Эдвин. Полк визитеров Р. Дикки заинтересованно озирался в уверенности, что у койки Эдвина всегда найдется чем так или иначе развлечься. — Назвать их эффектными значит свести на уровень, на уровень, на уровень киноафиши. Дьявольски оскорбительно. — Визитеры Р. Дикки кивнули друг другу, довольные исполнением обещанного.

— Хорошо, — сказал Эдвин. — Тогда скажем, они не эффектные?

Найджел испепелил его взглядом.

— Вы ни одной не видели, — заявил он. — Вообще не в состоянии о чем-либо судить.

— Ты должен помнить, Найджел, — резко сказала Шейла, — что разговариваешь с моим мужем и что мой муж очень болен. Не надо мне скандалов по поводу твоего искусства. — Найджел насупился. — Так-то лучше, — заметила Шейла. — И, Найджел, не забывай о своем обещании.

— О каком обещании?

— Настоящий художник, — воскликнула Шейла. — Все берет, ничего не дает. О твоем обещании насчет стирки для Эдвина.

— А.

— Найджел, — объяснила Шейла, — очень везучий мальчик. К нему еженедельно приходит венгерка, которая ему стирает. В обмен на уроки английского.

— Что он понимает, — спросил Эдвин, — в преподавании английского?

— Он учится, — сказала Шейла. — Обучается на практике. И обещал отдать в стирку все твои грязные вещи. Где они?

— Очень, — сказал Эдвин, — любезно с его стороны. — Ему все больше надоедало разговаривать в духе мистера Солтины, но что еще можно было сказать? — Вот эта тумбочка набита грязными пижамами, полотенцами и так далее, а в большом шкафу снаружи рубашка.

— Хорошо, — заключила Шейла, — мы пойдем прямо к Найджелу на квартиру, в студию, или как он там ее называет, и возьмем с собой все эти вещи.

— Лучше нам уже идти, — сказал Найджел. — Вспомни, я не полдничал.

— Но ведь завтракал.

— Это было давно.

— Когда я была маленькой девочкой, — сказала Шейла, — всегда верила, что художники голодают. La vie de Bohème[26].

— В первых двух актах оперы без конца едят, — напомнил Эдвин.

— Ох, да, — спохватилась Шейла, — ты мне напомнил. Лес и Кармен снова придут навестить тебя нынче вечером. Я, конечно, не смогу. Кармен придет извиниться.

— Нет, — неистово вскинулся Эдвин. — Я очень болен. Не могу принимать посетителей. Пожалуйста, так им и передай.

— Мы с ними не встретимся, правда, Найджел? Так что тебе просто придется смириться. У Леса довольно странная жизнь, да?

— Пожалуй, — согласился Эдвин.

— Да. Рано по утрам работает в каком-то пабе на Ковент-Гардене, а по вечерам в оперном театре. По-моему, правильно, — единство места и чего-то еще. А в оставшееся время занимается Кармен. Ты дол-жен уговорить его рассказать, какие она порой вещи проделывает.

— Пошли, — сказал Найджел. — Поесть надо.

— Да, — продолжала Шейла. — Ужасно эксцентричная. Давали «Самсона и Далилу», она пошла смотреть, через пару дней они чуточку поскандалили, он среди ночи проснулся и видит, она с ножницами стоит у кровати…[27]

Найджел вдруг очень пристально вгляделся в Эдвина.

— Не знаю насчет ваших мозгов, — сказал он, видно на время забыв о еде, — стоит ли их спасать. А вот что касается головы, хорошая голова. Голова, — продолжал он с художнической беспристрастностью, — лучше, чем у нее. Я бы не прочь сделать. Пожалуй, лучше вашу голову сделал бы, чем ее, хоть тело у нее, — конечно, с моей точки зрения, — гораздо интересней. И конечно, вы скоро останетесь без волос.

— Не скоро еще, — сказал Эдвин. — В нашей семье преждевременно не лысеют.

— Да нет, — сказал Найджел. — Если вам мозги собираются оперировать, должны волосы сбрить. Пожалуй, тогда и возьмусь. Получится очень хороший, довольно оригинальный этюд. Маслом, пожалуй. Тропически коричневое лицо и что-то вроде перламутрово-розового… Хорошо бы попробовать.

Эдвин побледнел от ужаса.

— Знаете, — вымолвил он, — я ведь просто не понял. Просто не подумал об этом.

— Плевать, — сказала Шейла. — Опять отрастут, очень быстро. И все будет прямо наоборот, чем с Самсоном, да?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эдвин.

— Угадай, дорогой. Слушай, — обратилась она к Найджелу, который вытащил блокнотик для рисования, набрасывая с Эдвина подготовительные этюды. — Ты внушил мне мысль о еде. Пошли поедим.