Но теперь уж волнений по поводу вспышек саркомы почти не было. Всем стало понятно, что Кли нашел способ спасения. Оказалось, что с каждым годом под влиянием впрыскиваний устойчивость саркомы понижается, и Кли надеется и даже уверен в том, что еще три-четыре сезона, и организм Герасима Николаевича станет сам справляться с попытками саркомы дать где-нибудь вспышку…
— Чудо! — сказал я, вздохнув почему-то» {104}
.Этот рассказ, основанный на вранье Горностаева, в определенной степени психологический прием умного и скрытного Бомбардова, чтобы отвлечь драматурга Максудова от переживаний по поводу неудачи с постановкой его пьесы, и в скептическом «Чудо!» ощущается сдержанное отношение М. А. Булгакова к широковещательным сообщениям некоторых ученых 30-х годов о неких эпохальных открытиях в тех или иных областях медицинской науки. Такой стиль был, в частности, характерен для рекламы работ Всесоюзного института экспериментальной медицины, созданного по решению правительства СССР «в целях всестороннего изучения организма человека на основе современной теории и практики медицинских наук». Одновременно мифологизировались и достижения западных школ и клиник. Как врач М. А. Булгаков понимал, сколь многотрудны подобные задачи, и рассказ о Кли — лишь ироничная легенда. Только сегодня онкоиммунология робко приближается к определенным возможностям предотвращения метастазов после радикального вмешательства, и до результатов Кли весьма далеко.
Что касается работ по экспериментальной онкологии как таковых, то сюжетным первоисточником могли послужить исследования талантливого киевского патофизиолога Алексея Антониновича Кронтовского, работавшего в период студенчества М. Булгакова на медицинском факультете и опубликовавшего в 1916 г. в Киеве книгу «Материалы к сравнительной и экспериментальной патологии опухолей», а в дальнейшем изучавшего воздействие рентгеновских лучей и токсинов бактерий на рост тканей. А. А. Кронтовский был одним из переводчиков с французского работ С. А. Воронова, и это еще более убеждает, что М. А. Булгаков мог быть знаком с его исследованиями.
«Ах, госпожа моя! Что вы толкуете мне о каких-то знатных младенцах, которых вы держали когда-то в руках! Поймите, что этот ребенок, которого вы принимаете сейчас в покленовском доме, есть не кто иной, как господин Мольер! Ага! Вы поняли меня? Так будьте же осторожны, прошу вас! Скажите, он вскрикнул? Он дышит? Он живет!» — этими словами завершается пролог романа М. Булгакова «Жизнь господина де Мольера» — «Я разговариваю с акушеркой» {105}
. Поразительно, что почти те же слова мы встречаем и в рассказе «Крещение поворотом»: «Но вот вдруг не то скрип, не то вздох, а за ним слабый, хриплый первый крик.— Жив… жив… — бормочет Пелагея Ивановна и укладывает младенца на подушку».
Возможно, набрасывая строки: «Итак, 13 примерно января 1622 года в Париже у господина Жана-Батиста Поклена и супруги его Марии Поклен-Крессе появился хилый первенец», Булгаков вспоминал и те давние уроки медицины. Мы знаем, однако, что «Кабала святош» и «Жизнь господина де Мольера» — трагические произведения. Отправной точкой, предшествовавшей и пьесе, и роману, была сделанная Булгаковым запись слов Мольера: «Ах, боже мой, я умираю». Развязка предрешена самой жизнью. Приведем эти заключительные эпизоды — и в пьесе, и в романе. В них также чувствуется перо писателя-врача.
«… За главным занавесом шумит зрительный зал, изредка взмывают вловещие свистки. Мольер, резко изменившись, с необыкновенной легкостью взлетает на кровать, укладывается, накрывается одеялом… В музыке громовой удар литавр, и из полу вырастает Лагранж с невероятным носом, в черном колпаке, заглядывает Мольеру в лицо.
Мольер
(проснувшись в ужасе).Что за дьявол?.. Ночью в спальне? Потрудитесь выйти вон!
Лагранж
.Не кричите так нахально. Терапевт я, ваш Пургон!
Мольер
(садится в ужасе на кровати).Виноват. Кто там за пологом?!
Портрет на стене разрывается, и из него высовывается дю Круази — пьяная харя с красным носом, в докторских очках и колпаке.
Вот еще один! (Портрету.) Я рад… Дю Круази (пьяным басом).
От коллегии венерологов К вам явился депутат!
Мольер
.Не мерещится ль мне это?!
Статуя разваливается, и из нее вылетает Р и в а л ь. Что за дикий инцидент?!
Р и в а л ь.
Медицинских факультетов
Я бессменный президент!…
Мольер
.Врач длиной под самый ярус… Слуги! (Звонит.) Я сошел с ума! Подушки на кровати взрываются, и в изголовье вырастает М у а р р о н. М у а р р о н.
Вот и я — Диафуарус, Незабвенный врач Фома!…
Мольер
.Но чему обязан честью?.. Ведь столь поздняя пора…
Риваль
.Мы приехали с известьем! Хор врачей (грянул).
Вас возводят в доктора!!… Мольер (внезапно падает смешно). Мадлену мне! Посоветоваться… Помогите!..
В зале: «Га-га-га!..» Партер, не смейся, сейчас, сейчас… (Затихает.)
Музыка играет еще несколько моментов… В ответ на удар литавр в уборной Мольера вырастает страшная Монашка.
Монашка
(гнусаво). Где его костюмы? (Быстро собирает все костюмы Мольера и исчезает с ними.)…