Доктор Данилов в поликлинике или Добро пожаловать в ад!

Так же ничего хорошего не следует ждать, если эндокринолог недостаточно компетентен (а таких горе-специалистов Антон Владимирович повидал немало) или недостаточно опытен. На фоне неадекватного амбулаторного лечения пациенты будут то и дело «ухудшаться», впадать в комы, экстренно госпитализироваться, а то и умирать… Посредственный врач еще мог устраивать Антона Владимировича в должности подросткового врача, но не эндокринолога. Да и вообще лучше стараться не менять давно работающего в поликлинике эндокринолога, знающего свой контингент как пять пальцев, на нового, пусть даже и такого умного.

«Отдам завтра Пахомцевой, — решил Антон Владимирович. — Ей все неймется кого-нибудь пропесочить, вот пусть на Шипягиной и отыграется. Тем более что врачи-специалисты в ее ведении».

Письмо оставил на столе, чтобы не забыть о нем ненароком, затем отпустил домой Юлию Павловну, никогда не уходившую не спросившись, выпил чашку крепкого чая с тремя кусочками сахара и сделал контрольный звонок домой. Дома все было в порядке, во всяком случае голос жены был спокойным, даже – доброжелательным.

— Я готовлю на ужин биточки с цветной капустой, — сообщила она. — Но ты, конечно, можешь есть свои любимые пельмени. Если захочешь.

— Да ты что! — притворно удивился Антон Владимирович. — Разве какие-то там пельмени могут сравниться с твоими биточками! В половине девятого буду за столом. Как штык!

Он жил на Рязанском проспекте в четверти часа езды от поликлиники. Очень удобно, тем более что добираться от дома до работы и обратно можно было по окольным «второстепенным» улочкам, без пробок и вообще каких-либо напрягов.

Глава пятая И тогда вы скажете кому-то…

Пахомцева, по своему обыкновению, начала с предварительного следствия. Она обожала собирать сведения, сопоставлять данные и изобличать лгунов.

Пригласив к себе медсестру Казаченко, постоянно работавшую с эндокринологом, Пахомцева сделала суровое лицо и сказала:

— Не ожидала я от тебя, Надежда, подобного поведения! Никак не ожидала…

— Что такое, Татьяна Алексеевна? — забеспокоилась Казаченко. — Что я сделала?

— Ты меня спрашиваешь? — привычно повела допрос Пахомцева, сделав упор на последнем слове. — А я-то думала, что ты мне расскажешь!

— Что рассказывать?

— То самое! Я же вижу, что тебе есть что рассказать. Вон покраснела вся и глазки так и бегают… Давай, начинай, у меня мало времени.

— Я ничего не понимаю, Татьяна Алексеевна…

— Надежда! Не испытывай мое терпение! Рассказывай про ваши махинации с льготными рецептами! Как вы их выписываете и как пациентов заставляете получать лекарства и приносить вам! Это, между прочим, серьезное преступление, да еще и групповое! Отягчающие обстоятельства! На условный срок можно рассчитывать только в случае чистосердечного признания! Ты хорошо меня поняла?

— Поняла-а-а! — разрыдалась Казаченко. — Это вам Крюков нажаловался, да-а-а? Он у нас так развыступался-а-а… Элеонору Семеновну аферисткой обозвал!

— Успокойся немедленно! — Пахомцева выждала, пока Казаченко перестанет всхлипывать, и продолжила:

— Давно вы этим занимаетесь?

— Давно, — кивнула медсестра. — Сколько я с Элеонорой Семеновной работаю, столько и занимаемся. Но мы не часто… только когда нам что-то надо. Глупо же тратить деньги на то, что можно получить так, задаром.

— А о последствиях вы подумали?

— Так они же сами получают и сами отдают, Татьяна Алексеевна! А вы говорите групповое преступление…

— Я знаю, что говорю! Ты разве не видишь, что вокруг творится? Бобриковой за взятку в тысячу рублей два года условно дали, а у вас дело серьезнее, потому что вы в сговоре и занимаетесь этим систематически! Это ты дома мужу рассказывай, что добрые больные дарят вам свои лекарства, в суде этот бред не пройдет! Ладно, умой пока лицо, а то люди подумают, что я тебя тут пытала!

Пока Казаченко умывалась, Пахомцева позвонила эндокринологу:

— Элеонора Семеновна, сейчас же поднимитесь ко мне.

— Но у меня прием…

— Ничего страшного, это на пять минут.

Поняв по виноватому выражению лица своей медсестры, что та уже все рассказала, Шипягина не стала запираться, а сразу же перешла к оправданиям.

— Есть такая поговорка: «Сидя у реки от жажды не умрешь», — сказала она, нагло глядя в глаза начальству. — Я просто не могу покупать то, что в состоянии выписать. Рука не поднимается.

— Как вы просто обо этом говорите, Элеонора Семеновна, — Пахомцева неодобрительно покачала головой. — Как о чем-то само собой разумеющемся.

— Да так оно и есть, Татьяна Алексеевна, это же повсеместная практика. Можно подумать, что вы, работая на участке, ничем подобным не занимались?

— Представьте себе – не занималась! — Пахомцева повысила голос. — И вообще сейчас речь идет не обо мне, а о вас. К Антону Владимировичу поступила жалоба, и он поручил мне разобраться!

— Разрешите ознакомиться? — Шипягина протянула руку.

— Знакомьтесь!

Читала Шипягина долго, перечитывая некоторые абзацы по нескольку раз.

— Классическая совковая кляуза! — оценила она, возвращая письмо Пахомцевой. — Вот он, русский донос, бессмысленный и беспощадный.