Доктор Данилов в Склифе

— Маша цитирует по памяти ваши воспоминания, Людмила Григорьевна, — серьезно сказал Данилов.

— Да уж, есть что вспомнить. — Санитарка оперлась на швабру и с удовольствием приготовилась рассказывать. — Помню, лежал у нас артист… как его… эх, память… Ну подскажите, его же все знают, он дураков всегда играет!

— Вот если бы он умных играл, Григорьевна, мы бы тебе подсказали, умных у нас мало, даже в кино. А дураков навалом.

По утрам Маша неизменно пребывала в хорошем расположении духа, а к ночи, как уставала, становилась раздражительной.

— Ладно, шут с ней, с фамилией… Лежал он всегда в первом отделении, у Валерия Вячеславовича. Постоянный клиент, можно сказать, чуть ли не раз в два месяца из запоя выводился. Но ложился не сам, а жена его клала, когда надоедало на его «художества» смотреть. И вот однажды стали в отделении замечать, что артист этот под мухой ходит. Под небольшой такой мухой, но откуда ему водки взять, если его из отделения не выпускают, а передачи ему только жена носит? А сам он, конечно, не сознается, посылает всех куда подальше и говорит, что из него остаточный алкоголь выходит. И кто же его на чистую воду вывел? Я! Шла как-то ближе к вечеру мусор выносить, еще светло было, гляжу – по стене грелка коричневая ползет, с первого этажа на второй. А внизу мужчина стоит, голову вверх задрал и на нее смотрит. Но я же понимаю, что грелки сами по себе не ползают, тем более снизу вверх…

На входе загремели каталкой врач и фельдшер скорой помощи, обломав Людмиле Григорьевне все удовольствие от рассказа. Какой же это рассказ без финальной развязки?

— Вы только сразу не ругайтесь, а сперва выслушайте… — с порога начал врач скорой помощи.

Данилов вспомнил, как несколько раз он сам начинал общение с врачами приемного покоя с этой фразы. Что греха таить, в некоторых стационарах предпочитают разворачивать бригаду вместе с больным с порога, совершенно не желая вникать в суть дела. Не работать всегда проще, чем работать. Как говорится, лучше за рубль лежать, чем за два бежать.

— Я всегда сначала выслушиваю, а потом ругаюсь, — ответил Данилов. — Давайте радуйте меня, не стесняйтесь.

— У нас бомж. Взяли возле Ленинградского вокзала. Предположительно – отравление суррогатами алкоголя…

«Предположительно» в отношении бомжа настораживало. Что тут можно предположить? Анамнез у этой публики не очень-то и соберешь, амбулаторную карту не почитаешь, у родственников, ввиду полного отсутствия таковых, ничего не узнаешь, а кореши ничего толкового не скажут.

— Почему «предположительно»? — спросил Данилов.

— Лежит бледный, говорит, что «все нутро жжет», рядом бутылка из-под водки валяется. Ни для кого не секрет, что бомжи покупают по дешевке паленую водку…

— Завозите, посмотрим, — перебил Данилов.

Он сразу почувствовал, что коллега из скорой помощи не выводит логическим путем диагноз, а подгоняет ситуацию под первое, что пришло в голову. А «отравление суррогатами алкоголя» поставил для того, чтобы везти недалеко – в Склиф, не первый день работает, понимает ведь, что с этим диагнозом другого места не дадут.

Запах пришел в смотровую первым. Не просто плохой запах, а убийственная вонь в сочетании с перегаром и еще чем-то. Стараясь дышать неглубоко и как можно реже, Данилов достал из ящика стола одноразовую маску и надел ее. Маша тоже закрыла лицо маской, а Людмила Григорьевна негромко выматерилась и сказала:

— Я пока в ординаторской протру.

— Надолго не пропадай, — предупредила Маша. — Его же раздевать и мыть придется…

Бомж был одет не в лохмотья, а в довольно приличные камуфляжные брюки и коричневый двубортный пиджак, еще не успевший обтрепаться и залосниться. Портили впечатление только кроссовки, казалось, состоящие из одних дыр.

Бледный, потный, тощий. Страдальческое выражение на заросшей физиономии, взгляд в потолок, руки сложены на груди. Сразу видно – человек собрался помирать.

— На что жалуемся? — спросил Данилов.

— Жжет внутри, — поморщившись, ответил страдалец.

— Давно?

— Третий день…

— Вы распишитесь, пожалуйста, — засуетился врач скорой помощи. — Нам некогда…

— Ждите, я его еще не принял, — ответил Данилов. — Маша, перчатки, пожалуйста…

Спрашивать у врача скорой помощи, осматривал ли он больного, Данилов не стал. И так было ясно, что ответ будет утвердительным, никто же в здравом уме не признается, что привез больного в стационар не осматривая. Хотя, скорее всего, просто закинули в машину и повезли.

Надев перчатки, Данилов первым делом осмотрел голову бомжа, ища вшей, но, к великому своему удивлению, их не нашел.

— Помогите раздеть, — попросил он бригаду.

Те без особой охоты помогли снять с бомжа пиджак, кроссовки и приспустить штаны. Причем даже не надевая перчаток. Небрезгливые люди.

— Водкой не мог отравиться? — спросил Данилов, накладывая на руку бомжа манжетку тонометра.

— Не знаю, — ответил тот. — Ничего не знаю. Хреново мне…

— Поноса не было?

— Не помню…

Славно поговорили. Вот и весь анамнез.

Давление у бомжа было низким – сто на семьдесят. Пульс не частил. Дышал он размеренно.

— Маша, дайте, пожалуйста, влажные салфетки…