Доктор Дэвид Хантер

— Эти фотографии для Йорка не просто сувениры. Я считаю, что они и есть основной смысл, ради чего он все это делает, — пояснила Джейкобсен. — Все, что нам о нем известно, наводит на мысль, что он одержим смертью. Его работа; то, как он обращается с телами жертв; его стремление заполучить такого криминалиста-антрополога, как доктор Либерман; то, что все фотографии жертв сделаны в момент смерти, указывает на одно: Йорк некрофил.

Я оторопел.

— Мне казалось, вы говорили, что тут нет сексуальной подоплеки.

— А ее и нет. Большинство некрофилов — мужчины с очень низкой самооценкой. И одержимы мыслью об абсолютно покорном партнере, потому что боятся быть отвергнутыми. К Йорку это никак не относится. Помимо всего прочего, он считает, что общество его недооценивает. И я сильно сомневаюсь, что жертвы привлекают Йорка в сексуальном плане, мертвые или живые. Нет, я считаю, что его состояние приняло форму танатофилии. Противоестественная одержимость самой смертью.

Все это начало переходить в совершенно непонятную плоскость. Я ощутил первые признаки головной боли.

— Если это так, то разве он не должен фотографировать жертвы скорее после смерти, чем в момент убийства?

— Потому что этого ему было бы недостаточно. Помимо некрофилии Йорк в первую очередь злокачественный нарциссист, не забывайте. Он одержим сам собой. Людям свойственно бояться смерти, но для такого, как он, осознание неизбежной кончины просто невыносимо. Его всю жизнь окружает смерть. И теперь он одержим желанием понять ее. — Джейкобсен откинулась назад. Лицо ее было совершенно серьезным. — Я считаю, что именно поэтому он и убивает и поэтому фотографирует своих жертв. Его эго не может вынести того факта, что однажды он тоже умрет. Поэтому он ищет ответ. Это его способ попытаться разгадать таинство жизни и смерти, если вам угодно. И он убедил себя, что если ему удастся сделать этот решающий снимок, поймать точный миг смерти на пленку, то все станет ясно.

— Это же безумие. — возразил я.

— Сомневаюсь, что здравый рассудок вообще присущ серийным убийцам, — хмыкнул Гарднер.

Он был прав, но я не это имел в виду. До сих пор не существовало четкого определения, когда кончается жизнь. Остановившееся сердце можно снова запустить, и даже смерть мозга не всегда конечна. Идея, что Йорк думает, будто может поймать точный миг смерти своих жертв на пленку, да еще и что-то из этого узнать, почему-то меня очень сильно встревожила.

— Но, даже если допустить, что это ему бы удалось, какая ему от этого польза? — спросил я. — Фотография ничего ему не скажет.

Джейкобсен пожала плечами.

— Это не важно. Пока сам Йорк верит в это, он будет продолжать. Он в поиске, и ему все равно, сколько народу ему придется убить на пути к цели. Для него они всего лишь лабораторные крысы.

И тут же вспыхнула, осознав допущенный ляп.

— Извините, я не хотела…

— Ерунда. — Может, мне все это и не нравилось, но хуже от того, что я узнаю реальное положение вещей, уже не станет. — Из того, что вы только что сказали, вытекает, что Йорк занимается этим уже довольно давно. Одному Богу известно, сколько людей он уже убил незаметно для окружающих. И мог заниматься этим до бесконечности. Так почему он сменил манеру поведения? Что заставило его внезапно решить привлечь внимание к своим деяниям?

— Трудно сказать, — развела руками Джейкобсен. — Но могу предположить, что именно потому, что уже давно этим занимается. Вы же сами сказали, что то, чего он пытается добиться, невозможно. Быть может, в какой-то момент он и сам начал это понимать. И теперь он это компенсирует, пытается примириться с неудачей, подстегивая свое эго другим способом. Именно поэтому он и выбрал своей мишенью доктора Либермана, признанного авторитета в области, которую Йорк, вероятно, считает своей вотчиной. В какой-то степени это классический перенос — он пытается избежать необходимости признать собственную неудачу, вновь, теперь уже иным способом, уверив самого себя, что все равно гениален.

Головная боль превратилась в настоящую мигрень. Я помассировал виски, жалея, что не прихватил из номера аспирин.

— Почему вы мне это рассказываете? Не то чтобы я это не оценил, но раньше вы не очень спешили делиться информацией. Так с чего вдруг такие перемены?

Джейкобсен покосилась на Гарднера. До этого момента он довольствовался тем, что предоставил говорить ей, но теперь почти неуловимо встрепенулся.

— С учетом сложившихся обстоятельств было принято решение, что вы имеете право знать. — Он хладнокровно поглядел на меня. — Вы создали нам проблему, доктор Хантер. Йорк передал нам послание, оставив кожу на стекле вашей машины. Мы не можем это игнорировать. Он похитил и практически наверняка уже убил Алекса Ирвинга, и, не случись у Тома инфаркта, убил бы его тоже. И я не собираюсь допускать, чтобы кто-то еще из занятых в расследовании пополнил собой этот список.

Я смотрел на свой кофе, стараясь говорить ровно:

— Вы можете отстранить меня от расследования, если хотите. — Снова. — Но я не вернусь назад в Великобританию, если вы к этому клоните.