Доктор Джекил и мистер Холмс

Я предвидел подобную реакцию, поскольку мой товарищ, которому лишь весьма немногие вещи доставляли такое же истинное наслаждение, как мастерское вождение смычка по четырем струнам скрипки, просидел все музыкальное представление, откуда мы как раз и возвращались, с каменным выражением лица и всю обратную дорогу хранил молчание. Сам будучи превосходным музыкантом, Холмс не постыдился бы прийти в восторг от по-настоящему замечательного концерта, но когда исполнитель не оправдывал ожиданий, никакая критическая речь не могла выразить его неодобрение больше, нежели практически полное отсутствие комментариев. Это опечалило меня – не из-за исполнения, которое и вправду оказалось ужасным; просто я от души надеялся, что этот вечерний концерт поможет Холмсу отвлечься от дела, занимавшего каждый миг его бодрствования вот уже почти три месяца, – от дела убийцы Эдварда Хайда. За все это время о мерзавце не было никаких вестей. Он словно исчез с лица земли, вызвав этим самым застой, отнюдь не благоприятно сказывавшийся на характере моего друга, с которым мы жили под одной крышей. Он стал раздражителен более обычного, и в таком настроении проклятая игла приобретала для него особо притягательный блеск.

Пока я строил различные планы, как бы направить мысли Холмса в менее опасное русло, он открыл дверь в гостиную, воспламенил газовый рожок и тут же заметил трость, прислоненную к очагу.

– Ага! – воскликнул сыщик, хватая ее. – У нас посетитель. Миссис Хадсон рано отошла ко сну, в противном случае она предупредила бы нас.

– Кто бы это мог быть, как вы думаете? – спросил я, снимая пальто и шляпу и вешая их на крючок. Внутренне я возликовал, ибо определение личности владельца вещи и оказалось той самой задачей, которая должна была занять деятельный ум Холмса вместо кокаина.

– Несомненно, человек высокого роста, – сказал он, взяв трость за рукоятку и поставив на пол. – Как видите, я могу опереться на нее не сгибаясь. Трость довольно тяжела, но хорошо сбалансирована – стало быть, она не налита свинцом, но изготовлена для поддержки, в случае необходимости, значительного веса. Отсюда следует вывод о грузном телосложении ее владельца. – Холмс перевернул трость и, держа ее таким образом, извлек из кармана лупу и изучил при свете рожка медный наконечник. – Интересно. Металл выглядит новым, а рукоять от частого применения натерта до блеска.

– Возможно, наконечник заменили, – предположил я.

– Подозреваю, что нет. Человек, который столь заботится о трости, должен был побеспокоиться отделать и вот это место возле наконечника, где из-за удара о какой-то низкий предмет – вероятно, о перекладину стула – откололась эмаль. Я бы осмелился сказать, что владелец чаще держится за нее не при ходьбе. То есть много сидит. И, несомненно, он склонен надолго погружаться в раздумья.

– А это из чего следует?

– Элементарно, Уотсон. Если человек мало двигается, но при этом постоянно сплетает пальцы на рукояти трости, то он, скорее всего, постоянно обдумывает ту или иную проблему. Мои заключения забавляют вас, доктор?

Я и впрямь начал было улыбаться, но при виде его недовольства осекся.

– Простите, – сказал я. – Если отбросить грузное телосложение, то описание это очень подходит к вам самому.

Холмс ничего не ответил, но снова взглянул на трость, и на его лице отразилось удивление. Внезапно он взмахнул ею и стукнул о пол с таким грохотом, что миссис Хадсон, мирно почивавшая у себя в спальне, наверняка так и подскочила в постели.

– Давай, выходи, Майкрофт! – торжествующе закричал мой друг в сторону своей комнаты. – Я знаю, что это ты.

Прежде чем до меня дошел смысл его слов, дверь в спальню отворилась и появился Майкрофт Холмс, старший брат Шерлока Холмса.

Читатель, знакомый с двумя отчетами, в которых старший Холмс играет одну из главных ролей, – опубликованные мною рассказы под названиями «Случай с переводчиком» и «Чертежи Брюса – Партингтона», – вспомнит, что Майкрофт много крупнее своего брата (а говоря по правде, попросту толстый), однако лицо его, вопреки полноте, обладает теми же ястребиными чертами, что и у более знаменитого младшего брата. Но никогда еще физическое сходство между ними не было выражено сильнее, чем в тот момент, когда наш посетитель оказался в круге света и встал перед братом, протягивая ему свою толстую ручищу: в профиль оба они напоминали пару хищных птиц, изготовившихся к драке за добычу. Затем Майкрофт заговорил, и неподдельная привязанность, звучавшая в его мягко рокочущем голосе, рассеяла какую-то ни было иллюзию соперничества.

– Самое время, Шерлок, – сказал он, в то время как костлявая рука моего друга исчезла в его лапище. – Когда я оставлял здесь трость, чтобы она попалась тебе на глаза, то думал, что ты догадаешься с первого же взгляда. Мне и в голову не пришло, что тебе придется положиться на природную интуицию доктора Уотсона. Я чуть не замерз до смерти, ожидая в том неотапливаемом бардаке, который ты, несомненно, называешь спальней. – Освободив руку брата, Майкрофт повернулся и в той же манере пожал мою. Мы обменялись приветствиями.