Доктор Эстерхази в юности

— Президент Со-единённых Штатов — Игнацу Луи, Великому и Доброму Другу, мы, Народ упомянутых Со-единённых Штатов посылаем нашего Служащего Хайрама Абиффа Аберкромби, в котором нет ни капли лукавства — Куда?

Корнет Эстерхази в отчаянии махнул рукой. Признался: — О Боже, я потерял направление.

— Ладно. Полковник, разве вы не прирождённый следопыт?

Чалый Конь поднялся на ноги и поправил своё одеяло. Глаза индейца были обведены белыми кругами, нос окрашен жёлтым, а по лицу тянулись красные и чёрные полоски. — Не нужно прирождённый следопыт, — заявил он. — Видеть указатель? — Он показал. — Следовать, — объявил Чалый Конь, шагая к своему скакуну. Все глаза уставились вверх.

— Благие слёзы Христовы, — промолвил Эстерхази.

Выше, выше и ещё выше, но не настолько далеко, чтобы нельзя было ясно различить, на столицу летели четыре колонны орлов — с севера, с востока, с юга и с запада, складываясь в крест: и, над какой-то точкой города, эти колонны сходились. И кружились над ней.

Удивлённые возгласы взвились от участников шоу; и они бросились к лошадям, размахивая карабинами. Генерал Аберкромби (конечно же, в своей коляске) не мог бы идти с ними вровень, но он выиграл хорошую фору и держал перед собой прекрасно видимые развевающиеся флаги Штатов и Конфедерации.

— О да, это паровая каллиопа, — объяснял майор Денди сторожу, — изготовлена из первосортного выдержанного английского дуба, прочного, как железо, или даже прочнее некоторого железа. Его достали с парохода «Леди Вашингтон», на котором я когда-то был капитаном и владельцем, после того, как тот сел на мель у мыса Гарретта; разве сменяю я её даже на красное дерево? — Сторож не ответил; хотя бы потому, что к тому времени пришедшая в движение каллиопа, накренившись, двинулась вперёд из Выгона. — «Да здравствует К’лумбия»[34], вот что я им выдам, ха-ха-ха! — Эта колымага не обладала мягким ходом. Зато обладала ходом уверенным. И скоро военные кличи и конфедератские возгласы конников смешались с хриплыми нотами паровой музыки.

— Шеф! Шеф! Это только что передали по гелиографу!

— Дай сюда, МОНТЕСУМА, ЗНАМЕНИТЫЙ УБИЙЦА ИМПЕРАТОРА МАКСИМИЛЛИАНА БЫЛ ЗАМЕЧЕН С ОТРЯДОМ НЕРЕГУЛЯРНОЙ КАВАЛЕРИИ ПРОСИМ ПЕРЕДАТЬ ИНСТРУКЦИИ; они все рехнулись, говорю тебе — рехнулись!

— Говорю, нужно ему сказать!

— А я говорю — пока нет!

— Ему нужно сказать!

— Тогда скажи ему сам…

— Это не моя обязанность!

— Бога ради, говори потише!

Игнац Луи, с некоторой снисходительной досадой, поднимает глаза от крайне любопытного примечания о Морице Луи и Прекрасной Мулатте, от которой происходила (так называемая) египетская ветвь морганатической ветви Августейший Фамилии; ну почему эти чиновники всегда его беспокоят? Почему они сами не могут принять решение? Зачем, в таком случае, вообще существует Конституция? Он бросает взгляд на часы, прищёлкивает языком и выходит прочь через потайную панель, вниз по тайной лестнице, чтобы навестить милых детишек в Лечебнице, через три двора отсюда. Временами Игнац Луи чувствовал поползновение отречься и уехать на Корсику, ловить сардин… или же в Чатанугу, где-то в Америках и вместе с Краснокожими Людьми охотиться на зубров.

— Так, теперь дорога перед нами чиста, быстрее! Быстрее!

Взмокший кучер отвечает: — Это не чистая дорога, это всего лишь дорога по совсем забитой улице — ты, что, не видишь людей?

— Тогда езжай прямо по ним!

— Ехать прямо по людям?

— Это будет не наша вина, но вина врага, ибо, по определению, условия войны определяет враг!

— Говорю тебе, шеф, это колдовство, колдовство, колдовство!

— Не вопи в мне в ухо, осёл! — Бустремович-Разбойник трижды сплюнул и трижды постучал по столу. Даже простое упоминание о возможном колдовстве внушало ему тревогу… конечно, у него и так имелось полным-полно поводов для тревоги. К примеру, эта гроза. Громовые раскаты, вспышки молний и дневное небо, тёмное, как ночью; достаточно скверно; но было очевидно, что всё это происходит лишь над старым Далмацким Дворцом — везде, за пределами окружающего кольца, куда ни посмотри — вот! ясно и солнечно! А после этого выпал град, с большими, как сливы, градинами — но лишь над ними — стонали подручные. А после этого прошёл дождь из лягушек. А после этого…

— По-вашему, кто во всём этом виноват? — вопрошает Бустремович.

— Кто ж ещё? — переспрашивает подручный, мотнув головой на тайную клеть наверху. — Ты ж не думаешь, что кто-то, такой важный, отправится в путешествие без своего личного колдуна, ага?