Доктор Ф. и другие

— На лейтенанте фон Штраубе, — торопливо подсказал я. — И на деспозинах.

— Да, да, разумеется...

— И кого прячут в семнадцатом номере?

— Минутку терпения: как раз к этому-то мы с вами и приближаемся... — Готлиб замолк, прислушиваясь. — Но — что это там?..

Я не выдержал:

— Так приближайтесь давайте же быстрее, черт бы вас побрал!..

Но было поздно — возбужденные голоса уже громыхали у самой двери, ведущей в апартаменты, только глухой мог не услыхать:

«...Кто допустил?!.. Опять Ухов?!..»

«...Уж не я, наверно! А то — Любаня, Любаня! Чуть что — на Любаню сразу!..»

«...Ну, Ухов! Ну, индюшкин сын!..»

— Merde! [Говнюк! (фр.)]— тихо выругался Готлиб.

«Кто там? — услышал я голос Лаймы. — Кумова, ты?.. Что случилось?..»

«Отпереть!» — рявкнул Снегатырев.

Замок поспешно щелкнул.

«И четыре дежурства вне очереди! С сегодняшнего же дня!» — уже из прихожей донесся голос Ореста Северьяновича, как никогда грозный.

«...А то все Кумова!.. — подпевал ему обиженный голос Любани. — Одна Кумова за всех!..»

— Начинается... — проговорил Готлиб, загораживая меня узкой спиной.

Восьмая глава

ТАРАРАМ. ПОГРЕБ, ЛЮБОВЬ, И ВСЕ ТАКОЕ

1

Драконы бьются на окраине,

Их кровь синя и желта.

Из китайской «Книги Перемен»

...с распаленными лицами, всей ордой вкатываясь в кабинет.

— ...Майор Судаков? — с порога накинулся на Готлиба Орест Северьянович. — Отлично! Превосходно! Так и будет доложено по всем инстанциям!.. И по какому, извольте ответить, праву?!..

— ...Через мою голову! Втихаря! Аки тать в ночи!.. — благородно сокрушался Снегатырев.

— ...Цэ я их перший прочуяв, — басил Афанасий, выглядывая в своей ушанке и халате из—за его широкого плеча и иногда на миг зависая в воздухе. — Товарищ маршал, Хведорук мое хвамилие. У приказе отметить бы...

— ...А что — нельзя?.. — едва сдерживала слезы Лайма. — Я же не знала... Сказали бы, что нельзя...

— Не знала она! — подвизгивала пышнотелая Любаня. — Колготки получать — так она знает!.. А отвечать за все — так одна Кумова!..

— Спокойнее! Надо сначала разобраться! — прикрикнула на всех красавица Елизавета Васильевна, дядина жена, тоже, к моему удивлению, очутившаяся здесь.

Как это ни странно, после ее слов галдеж почти тотчас же улегся.

Дядя (или кем он там нынче мне приходился?) некоторое время пыхтел, как чайник, с ненавистью взирая на Длинного, наконец голосом, не предвещавшим ничего хорошего, повторил свой вопрос:

— Так по какому праву, майор?.. Ну-с, я жду... У нас, например, имеется приказ Администрации, вот, извольте удостовериться! — Он потряс в воздухе солидной, с гербами, бумаженцией с печатью. — А вас кто уполномочил?

Готлиб (он же, очевидно, майор Судаков) единственный здесь сохранял полное спокойствие. Он взглянул на полыхающего гневом Ореста Северьяновича холодными рыбьими глазами, всецело оправдывая свою фамилию, и с достоинством спросил:

— А визы секретаря Совета безопасности вам не достаточно? — С этими словами он, в свою очередь, извлек из внутреннего кармана тоже солидного вида, гербастую бумагу и протянул ее своим супостатам.

— Ну-ка... — «Дядя» склонился над бумагой, которую Готлиб не выпускал из рук, надел очки и пробежал ее глазами, после чего лишь угрюмо кивнул Корней Корнеичу и как-то сразу потух. — А печать, печать где? — просто, как я понял, из упрямства спросил он.

— Подписи, что ли, не узнаёте? — так же холодно спросил Готлиб.

— Подпись подписью, а что печати нет — это факт, — продолжал упрямиться дядя. — Неожиданно ловким движением он вырвал бумагу из руки Готлиба и повернул ее на всеобщее обозрение: — Все видели? Нет печати!

— Нэма, хвакт... — подтвердил Афанасий, для этого опять вознесясь из-за маршальского плеча.

— А у нас... — Орест Северьянович торжественно подъял вторую бумагу, — у нас все по форме! И печать гербовая — вот она, на месте! Как положено!

— Точно, вот она! Есть печатушка! — возликовала пышненькая Любаня Кумова, и смерила косым взглядом Лайму, притихшую в углу.

— Ма! Цэ тоже хвакт, — опять-таки с видом эксперта подтвердил Афанасий.

К Снегатыреву уже возвращалось прежнее достоинство, на лице его обозначилась правота.

— Himmeldonnerwetter! [Черт побери! (нем.)]— начал закипать Судаков-Готлиб. — Будете буквоедством заниматься?.. Если угодно, можете сами хоть сейчас позвонить в Совбез!.. Отдайте!.. — Он потянулся за своей бумагой.

Но Орест Северьянович быстренько отпрянул к Снегатыреву, по-маршальски выкатившему грудь, и, держа перед глазами сразу оба документа, отозвался издевательски миролюбивым голоском: